К 155-летию со дня рождения Народного поэта Дагестана, Гомера ХХ века Сулеймана Стальского
Бессмертное поэтическое наследие Народного поэта Дагестана Сулеймана Стальского – особенная страница в литературной истории Дагестана. Уникальный поэт, вышедший из беднейших слоев народа, не умевший читать и писать, владел поэтическим словом в совершенстве. За короткое время, со времени 1-го съезда писателей СССР, стал одним из самых прославленных поэтов страны.
Сегодня мы беседуем с Фейзудином Нагиевым – народным поэтом Дагестана, профессором, доктором филологических наук, заслуженным работником культуры РД – одним из немногих, кого можно назвать вдохновленным сулеймановедом, который многие годы углубленно занимается творчеством Сулеймана Стальского, сбором и анализом наследия поэта. О красоте поэзии Сулеймана Стальского он может говорить часами, ведь, по его мнению, она в полной мере еще не изучена. Открыть миру полноценное творчество Сулеймана Стальского – главная цель его исследовательских работ.
УЛОВИТЬ АВТОРСКУЮ МЫСЛЬ
– Фейзудин Рамазанович, вы поэт, литературовед, уроженец села Ашага-Стал – один из тех, кто детально изучал литературное наследие Стальского. Что подвигло вас на это? Ведь о Сулеймане Стальском написано так много, казалось бы, его творчество изучено вдоль и поперек, его книги изданы многочисленными тиражами. Неужели осталось еще что-то?
– Да, вы правы, о Сулеймане Стальском написаны тысячи статей, книг, монографий, защищены разного рода кандидатские и докторские диссертации. Казалось бы, Сулейман – он весь как на ладони. Что еще можно открыть? Поэт слагал свои стихи и читал сельчанам. Любящие меткое слово сельчане запоминали эти стихи. Вот это и были первые «записи» или первые «публикации» поэта. А печатать Сулеймана начали позже. Первые его стихи, вместе со стихами Етима Эмина и ашуга Султана, были опубликованы в коллективном сборнике «Стихи лезгинских поэтов». Этот сборник на свои средства издали студенты-лезгины, обучающиеся в Москве. Этот тоненький сборник вышел в арабской графике «аджам» с предисловием Гаджибека Гаджибекова (на тюркском) и Шихабудина Мейланова (на лезгинском). Затем в 1934 и 1935 годах подряд с предисловием Г. Гаджибекова и краткой биографией поэта вышли еще две книжки Сулеймана Стальского с одинаковыми названиями «Хкягъай ч1алар» (Избранные стихи). В них 61 и 77 стихотворений Стальского, соответственно.
Разумеется, несмотря на то, что стихи записывались у Сулеймана Стальского, в них уже закрались не только орфографические и пунктуационные ошибки, но и цензурные «подчистки». Дальше (особенно после 1934 года) цензурных изъятий целых строф, отбрасывания целых стихотворений, искажений и фальсификаций текстов становилось все больше и больше.
Но сельчане, передавая из уст в уста, многие стихи помнили. Поэтому они, читая публикации стихов любимого поэта или слушая их чтение, тут же могли подметить изменения. Первые разговоры об искажениях в стихах Сулеймана я слышали от моего отца Рамазана Нагиева. Он был учителем истории в сельской школе, писал стихи, пьесы, собирал фольклор и наследие поэтов нашего села Абдулгамида эфенди, Сулеймана Стальского, Саяд Стальской, Назлу Стальской. Дома у нас часто собирались поэты и писатели, учителя и ученые, исследователи, собиратели фольклора. От них я слышал интересные разговоры о языке, поэзии, фольклоре.
Отец прививал мне любовь к поэзии, к стихам наших классиков. Читая Сулеймана Стальского в переводах, отец говорил, как на самом деле звучит та или иная строка в произведении поэта. Ведь он слышал эти стихи у старших и понимал, что в переводе стихи даны иначе.
– А что имелось в виду? Неточности какого рода?
– Неточности в основном заключались в придании переводам политической окраски, в вольном изменении идеи стихов. Очищении их от религиозной лексики. Хотя стопроцентно адекватных переводов не бывает, но менять содержание стихотворения переводчик не должен.
Безусловно, ответственность за переводы лежит не только на переводчике, но немалая доля и на том, кто готовит подстрочники. Грамотно составленные подстрочники – это 90% успеха. Нельзя думать, что составление подстрочников – легкое занятие. Зачастую готовить иной подстрочник сложнее, чем переводить. В подстрочнике главное – правильно уловить и воспроизвести авторскую мысль. Вследствие того, что стихи Стальского подвергались политической цензуре и среди них многие тексты фальсифицированы, строфы, строки, слова искажены, подстрочные переводы стихотворений не могли быть совершенными. Прочитав переводы, сложенные на основе подобных подстрочников, критики думают, что стихи и в подлиннике такие же. Владеющий лезгинским языком литературовед А.Ф. Назаревич отмечал лаконизм сулеймановской строки, говорил о многосложных и многозвучных рифмах Стальского, которые теряются в переводах.
– Кто записывал стихи Сулеймана Стальского? Кто готовил подстрочники для переводчиков?
– Первым, кто записывал стихи Сулеймана, был один из первых лезгинских просветителей Абужафер Мамедов (1880–1934), учитель светской школы в селении Касумкент. Владевший в совершенстве восточными и русским языками семинария Абужафер Мамедов очень многое сделал для сохранения и пропаганды творчества Сулеймана Стальского. Он записывал стихотворения Стальского и делал к ним удивительно точные подстрочники. Именно ему мы обязаны сохранением большей части творческого наследия Сулеймана, от которой поэту предлагала отказаться идеологическая цензура власти. К сожалению, заслуги Абужафера Мамедова незаслуженно остаются в тени.
С 1930-31 гг. стихи отца записывал Мусаиб Стальский, а после 1934 года – Гаджибег Гаджибеков.
«РАССКАЗ О СЕБЕ»
– Какую роль сыграл Эффенди Капиев в творчестве Сулеймана Стальского?
– Несомненно, Эффенди Капиев, талантливый литературовед, публицист, поэт, переводчик, сыграл значительную роль в творчестве Сулеймана Стальского. Время творческого содружества их выпадает на суровые годы 1935 – 1937 годы. Кроме того, это время болезни Сулеймана, от которой он до конца жизни не оправился.
Среди некоторой части людей бытует мнение, будто Э. Капиев открывал Сулеймана, и его переводы сделали поэта знаменитым на всю страну. По словам Капиева, он впервые увидел Сулеймана весной 1935 года, когда он вместе с корреспондентом газеты «Правда» приехали в Ашага-Стал. Они застали Сулеймана больным. То есть, когда Капиев познакомился со Стальским, он – Гомер ХХ века – уже был открыт и знаменит на всю страну. Во-вторых, в капиевских переводах – тот Сулейман, которого хотели видеть идеологи социализма. Время было такое – время доносов и преследований, репрессий. Естественно, Капиев хотел спасти и так опального Сулеймана от возможной беды. Конечно же, спасти и себя. Большая заслуга Капиева в том, что в 1935 году, по поручению редакции газеты «Правда» он подготовил перевод подборки стихов Сулеймана Стальского и записал рассказ поэта о своей жизни. «Рассказ о себе» под авторством С. Стальского и с пометкой «Записал Эф. Капиев» появился в газете «Правда» 25 апреля 1936 года. Любители поэзии Сулеймана с большим интересом встретили «Рассказ о себе», ибо этот автобиографический рассказ расширял полученные ими из русских переводов стихов скупые представления об обретшем всесоюзную славу поэте.
В 1938 году, уже после смерти поэта, была издана книга «Стихи и песни», куда вошло 14 стихотворений в переводах на русский язык. Сюда вошел и «Рассказ о себе» Сулеймана, который имел огромный успех у всесоюзного читателя и который был, как говорится, разобран на цитаты.
Но в книге 1938 года название «Рассказ о себе» было несколько изменено, а прежняя подпись: «Записал Эф. Капиев» сменилось на «Эффенди Капиев». «Рассказ о себе» Сулеймана был разбит на отдельные новеллы и включен в книгу «Поэт». В книге «Поэт» Э. Капиев старается отделить Сулеймана Стальского от героя своей книги. Абстрагируясь от образа Сулеймана Стальского, он превращает этот образ в нарицательный, обобщающий образ народного певца. Для достижения этой цели Ашага-Стал становится Еникентом. «Еще раз повторяю: Сулейман не должен быть с портретным сходством, – ты угробишь идею всей книги», – писал Капиев иллюстратору своей книги Н.А. Лакову.
«Что же побудило Э. Капиева лишать книгу, от успеха которой зависело его писательское самоутверждение, популярность, какую обещал ей массовый интерес к Сулейману Стальскому имени Сулеймана Стальского? Это имя защищало его от возможной критики в случае, если бы она оказалась несовершенной», – ставит вопрос Г.М. Корабельников и отвечает: «Побудила пришедшая со временем убежденность в ее собственном значении, осознание того, что ее собственный образ Поэта имеет право на свое бытие, никем и ничем заслоненное, даже щитом славы».
Кстати, книгу «Поэт» Э. Капиев считал самым большим достижением в своем творчестве.
В «СЕДЛЕ» ВРЕМЕНИ
– Вы говорите, что многие переводы Стальского не совсем удачные. Что же тогда нужно делать? Каков выход из создавшегося положения?
– Да, естественно, здесь может возникнуть резонный вопрос: какова истинная ценность переводов той идеологической эпохи на сегодня? Какова разница между образом Стальского, навеянным этими переводами, и самим Сулейманом с его болью и его непонятостью? На этот вопрос отвечает сама поэзия Сулеймана, очищенная от вмешательства идеологической цензуры. На этот вопрос могут ответить новые, адекватные подлинникам, переводы Сулеймана Стальского.
По сути, стихи Сулеймана Стальского в переводе приобретали противоположное звучание в духе того времени. И поэтому многие переводы, кроме некоторых переводов Николая Ушакова, Семена Липкина, и переводов последнего времени Арбена Кардаша и Евгения Чеканова далеки от авторской идеи. Такие искаженные переводы не должны служить критерием для оценки творчества и личности Сулеймана Стальского.
Наверное, ни один перевод не отражает тот посыл, который изначально содержался в стихотворении. Капиев, будучи помощником Стальского, писал, что его задача объяснить Сулейману политическую ситуацию и держать его в «седле» времени. В 1940 году в Москве состоялась конференция фольклористов, на ней некоторые критиковали методы переводческой работы Капиева с Сулейманом. Капиев объяснял, что он никогда не вмешивался в форму стихов Стальского, но (!) менял их содержание. Сегодня это звучит дико! Наталья Владимировна, супруга Капиева, в своей книге «Жизнь, прожитая набело» осуждает подобные методы работы переводчиков. Речь идет о формуле Жуковского, что «переводчик в прозе – раб, переводчик в поэзии – соперник». Подобное понимание задачи переводчика, соперничающего с поэтом, приводили к плачевным результатам.
Вот подстрочный перевод одной строфы стихотворения С. Стальского о сыне:
Счастливы дни отца,
Коли чадо умным будет.
Исполняя любой наказ,
Коли во всем смышленым будет.
А вот эта же строфа в переводе Э. Капиева:
Семью советскую любя,
С прекрасной справишься задачей.
Коль сын отважнее тебя,
Гордись отцовскою удачей.
Подобные метаморфозы происходили и с другими стихотворениями Стальского. Порою переводы настолько отличаются от своих лезгинских текстов, что они принимаются за новые стихи; их обратно переводят на лезгинский язык. Такие перепереводы (вторичные или обратные переводы) включаются в новые издания поэта, оказывая литературе и самому Сулейману медвежью услугу. Более того, продолжается бездумное включение в сборники поэта чужих сочинений, искаженных и фальсифицированных стихотворений с купюрами. И это, несмотря на наличие полного корпуса текстологически выверенных и восстановленных стихотворений С. Стальского. В то же время от юбилея к юбилею составители и издатели, видимо, все еще находившиеся в плену старых идеологических догм, не включают в поэтические сборники Сулеймана Стальского его подлинные тексты и неизданные стихи. Поэтому неудивительно, что в обществе все еще остаются не знающие и превратно понимающие поэзию Сулеймана Стальского.
Искажения в произведениях С. Стальского переходили и переходят также и в переводы на другие языки. Поэтому, для правильного и полного понимания поэзии Сулеймана русскоязычным читателем, вопрос о принципах перевода его произведений на русский язык остается крайне важным и актуальным.
Вот, к примеру, как полярно изменилось содержание стихотворения, посвященного мусульманскому посту в месяц Рамадан:
Ты пришел, наш Рамадан,
Увы, постов у нас уже не осталось.
Ни смотрителей мечетей, ни азана,
В мечеть призывов не осталось.
Путем небольших манипуляций со словами, текст превращается в свой антипод:
Опять пришел, проклятый рамадан,
У нас постов больше нет.
Смотрителей старых и азанов,
В мечеть призывов больше нет.
Кто мог искажать лезгинские тексты? Очевидно, только идеологическая цензура. Русским переводчикам представили такой искаженный текст, и этот перевод вошел во все издания.
Но оригинал стихотворения почти многие сельчане помнили и знали, что их Сулейман до подобного богохульства не мог опуститься. На самом деле, в первоисточнике поэт печалился, что раньше люди азан слушали, пост держали, а теперь дороги к мечети заросли травой.
Социалистическая идеология создавала образ Сулеймана Стальского с хрестоматийным глянцем, который нельзя было искажать. Партийные руководители в лице Стальского хотели видеть не гениального поэта со своей многогранностью, со своим мировидением и миропониманием, а лишь пропагандиста и певца социалистической идеологии, как любят повторять критики поэта – «рупора советской власти». Поэтому все, что не соответствовало образу «певца революции», уничтожалось: аполитичную, якобы, сатиру, любовную и религиозную лирику. Чтобы восстановить хотя бы некоторые из этих произведений, я записывал стихи у людей, видевших поэта, слышавших стихи у своих близких. Это были сельские труженики, колхозники, учителя, другие работники, которые помнили и приводили его стихи по памяти.
Например, в воспоминании «Моя работа со Стальским» Э. Капиев упоминает о двух стихотворениях, которые он забраковал из-за того, что Сулейман не совсем правильно понимал в политике. Речь шла о стихотворениях «Казакам» и «Утильсырью».
Капиев пишет, что он никак не мог убедить Сулеймана в том, что казаки – наши друзья. В сознании Сулеймана так же, как и в сознании горского крестьянства, слово «казак» было синонимом слова «белогвардеец». Но еще большее удивление вызвали у Капиева стихи «Об утильсырье». Сулейман превратил стихотворение почти в пародию. Поэт просит у народа: Друзья, собирайте старые тряпки, старые галоши! Наше государство нуждается, ему нужно выпустить много машин для нас.
Позже, вместе с другими стихами, я нашел и эти забракованные стихи, являющиеся прекрасными образцами сулеймановской сатиры. Эти и другие стихи нигде не публиковались. Сейчас старая прослойка сельской интеллигенции, если можно так выразиться, ушла из жизни, да и мне самому уже восьмой десяток.
ПРИВЫКЛИ К СТАРОМУ ОБРАЗУ…
– Почему же вы не издаете все эти стихи под одной обложкой? Что для этого нужно?
– Многие книги (семь монографий) о жизни и творчестве Етима Эмина и Сулеймана Стальского мной изданы за свой счет. Книгу полных произведений Сулеймана Стальского я подготовил. Но для ее издания нужны большие средства.
В 2014 году ко мне обратился Фонд Сулеймана Керимова с заказом на две книги: 1) Книга произведений Сулеймана Стальского (на лезгинском языке); 2) Книга о жизни и творчестве Сулеймана Стальского (на русском языке). Обе книги я подготовил и через вышедшего на меня посредника передал флешку с материалом. 21 марта 2016 года какой-то вандал, нелюдь поджег музей Сулеймана. Но, на радость нам, был быстро восстановлен и вновь открыт 18 мая 2017 года. И издание книги, возможно, по этой причине застопорилось: музей нужно было восстанавливать, не до книги было.
В начале мая 2018 года последовало второе обращение фонда. Мол, что-то там затерялось, нужно повторить. Тогда я работал над другой книгой: «Етим Эмин и Сулейман Стальский: две вершины лезгинской поэзии» (к тому времени заказанную Фондом книгу на русском языке о творчестве С. Стальского «Поэт, давший имя эпохе» я издал за свой счет). В феврале (7 числа) 2019 года вторично через посредника (указанного Фондом) я передал флешку с двумя книгами. Книги должны были быть изданы к 150-летию Сулеймана Стальского. Не вышли.
Вокруг творческого наследия Сулеймана Стальского складывается странная ситуация. Существуют некие силы, всячески препятствующие восстановлению подлинных текстов стихотворений Сулеймана, изданию полного сборника произведений поэта с включением отвергнутых цензурой произведений. Разумеется, среди этих сил были и остаются те, кто писал научные статьи и работы по творчеству (по искаженному творчеству!) Сулеймана Стальского. А многие просто привыкли к старому образу поэта. Вероятно, это и мешает изданию книги полных произведений С. Стальского и, более того, мешает полноценному пониманию подлинного образа воистину гениального поэта. Ведь рассмотрение полного свода произведений, в том числе и неопубликованного, не разрушают полюбившийся нам образ мудрого, талантливого поэта, а дополняет и обогащает его. Это лишь очищает образ поэта от надуманных обвинений горе-критиков, оценивающих творчество поэта лишь по искаженным и фальсифицированным стихотворениям и их переводам.
Основываясь на искаженные и фальсифицированные переводы, З. Казбекова (ДНЦ РАН) причисляет Сулеймана Стальского к группе «наиболее ортодоксальных представителей новой культуры в Дагестане» и называет поэта «классическим примером этнической и культурной деградации».
Даже искаженное творчество поэта не дает основания говорить о его «этнической и культурной деградации». Вместо скрупулезного и честного исследования творческого наследия Сулеймана, подобные исследователи и критики в основном зацикливаются на искаженных идеологической цензурой сочинениях, на неадекватных и искаженных переводах.
Ведь вождям посвящали стихи многие – и Сулейман Стальский, и Гамзат Цадаса, и Расул Гамзатов, и Максим Горький, и Владимир Маяковский… В данном случае уместно вспомнить высказывание Г. Гамзатова, что «нередко мы ищем совпадений там, где их нет. Ложная типология оборачивается фальсификацией самой идеи типологии». Честный критик пытается вникнуть в авторский замысел, а не выискивает крамолу в произведениях (скорее всего, в искаженных и неадекватных переводах) того или иного поэта, не роется в поисках жареных фактов в опусах недобросовестных критиков, незнакомых с оригиналами. И как нельзя здесь уместны слова Марины Цветаевой: «Не вправе судить поэта тот, кто не читал каждой его строки».
Хоть не издана книга полных и текстологически выверенных произведений С. Стальского, зато пишутся словари его языка, даются исчерпывающие оценки его творчеству и личности.
– Как же относился сам Сулейман Стальский к изменениям своих стихов?
– Пользуясь тем, что поэт не умел читать и писать и не знал русского языка, этим и пользовались его «заказчики», цензоры и приставленные к нему политические секретари. В 1936 году поэт был тяжело болен, и все полагали, что он не выживет. В том же году Э. Капиев издает две книги переводов С. Стальского в разных издательствах: в Пятигорске (28.12.1936 г.) – «Поэма о Серго Орджоникидзе, любимом сподвижнике и друге великого Сталина» в переводе Э. Капиева; в Москве (4 кв. 1936 г.) – «Стихи и песни» в переводе Э. Капиева и других.
Поэт, учитель сельской школы Балакардаш Султанов принес эти книжки, чтобы обрадовать тяжело больного Сулеймана и по его просьбе прочитал некоторые стихи. Услышав несоответствия в стихах, Сулейман не на шутку рассердился. Что же так рассердило Стальского? То, что, во-первых, на издание этих переводов (не одобренных им) он согласия не давал; во-вторых, издание и выход книг почему-то от него скрыли (может, думали, что тяжело болевшего поэта к тому времени уже не станет?), и о выходе этих книг он узнал случайно за три месяца до своей смерти; в-третьих, большинство переводов не соответствовали оригиналам. А оригинала поэмы о Серго Орджоникидзе (с нехарактерным для поэта предлинным названием) и вовсе не было (у Стальского есть лишь стихотворение «На смерть Серго Орджоникидзе»). Стальский тут же продиктовал гневные письма в адрес обоих издательств.
В Северо-Кавказское краевое издательство: «Сборник вышел из печати еще 28/Х11-36 г. Я, как полноправный хозяин своих плодов, совершенно не знал до самого 3/Х-37 г., и это дело со мной не согласовано и разрешение на это с моей стороны не дано… Считаю своим долгом поэта опротестовать такие действия и беззаконие и прошу срочно объяснить, как это получилось, и почему я не знал об этом. Народный поэт Дагестана Сулейман Стальский. 6/Х-37 г.».
В Госиздательство «Художественная литература»: «Раньше подстрочники к моим стихам делал Гаджибеков, после – Капиев. Теперь Гаджибеков оказался в тюрьме, а Капиев – в Пятигорске. Капиева я не вижу, и к нему у меня доверия полного не осталось после того, как от меня скрыли выход моих книг… 6/Х-37 г.».
В литературных кругах бытует совершенно необоснованное мнение, что, якобы, С. Стальский давал Э. Капиеву некую индульгенцию на свободу действий в отношении переводов своих произведений. Хотя Капиев и говорил о существовании такого разрешения («Этот документ я бережно храню, хоть и никогда не пользовался им официально»), но никто, нигде и никогда о таком документе не слышал. Маловероятно, что такой человек как Стальский, ревностно следящий за качеством публикации своих стихотворений, давал бы кому-либо подобную бумагу. Даже если допустить, что по своей почти детской наивности Стальский мог давать такое разрешение, то само согласие получить от поэта такую бумагу представляется с этической стороны не совсем корректным поступком.
Когда речь идет о взаимоотношениях С. Стальского и Э. Капиева, есть некая тенденция приукрашивания, идеализации их взаимоотношений, возведения их отношений до уровня крепкой дружбы. При этом часто забывается тот факт, что Капиев почти на 40 лет был моложе Стальского. Во-вторых, Стальский, по природе своей добрый и до наивности открытый, ко всем (особенно к гостям), как это водится у всех дагестанских народов, относился подчеркнуто вежливо и с любовью. А к молодому Капиеву, к своему переводчику и кунаку он относился с особой, отеческой любовью (ведь в момент их знакомства Эффенди было всего 25 лет).
P.S. Невозможно охватить весь перечень вопросов о творчестве гениального поэта Сулеймана Стальского в рамках одного интервью. «МИ» планирует продолжить беседу с профессором Фейзудином Нагиевым в одном из ближайших номеров.
Лариса ДИБИРОВА
