В мире всегда были люди, не довольствовавшиеся чем-то общеизвестным, которые хотели заглянуть куда-то, где может лежать ключ от чего-то, а когда откроешь им, то там может оказаться нечто такое, что душа искала всю жизнь.
В Аравии тех давних лет тоже не было недостатка в таких людях, которые вечно чего-то ищут, но не богатства или мирских утех, удовлетворяющих тело, а некоего неуловимого средства, способного удовлетворить духовную жажду в пустыне жизни.
Эмоциональный аспект стремления и состояния такого «жаждущего» индивида своеобразно отметила исследователь мистицизма Авелин Андерхилл:
«В некотором смысле можно сказать, что жажда знаний есть часть жажды совершенной любви, ибо одним из аспектов этой всеохватывающей страсти, несомненно, является стремление познать обожаемую вещь как можно более глубоко, полно и близко. Характерная деятельность любви – ибо любовь деятельна по своей природе и, как говорят мистики, не может быть ленивой – это поиск, движение к объекту желания, который можно полностью познать, только овладев им, и возлюбить в совершенстве, только полностью познав его».
Непреклонное желание понять саму сущность мусульманского вероучения как средства познания Божественной Истины в сочетании с неизменной любовью к познаваемому объекту выделили суфиев из общей массы мусульманской уммы (общины).
Именно синтез знания и любви, через который суфии стремятся к достижению поставленной цели, отражает сущность своеобразного видения ими мира и своего «неопределенного» места в нем.
Суфии, испытывающие духовную жажду и стремящиеся утолить ее из родников любви и знания, не могли «появиться ниоткуда». Возникшее в VII веке в Аравии мусульманское движение первоначально породило незначительную прослойку аскетов, стремившихся к личному благочестию и проявлявших равнодушие к материальному аспекту собственной жизни.
Когда «нищие» в материальном отношении аскеты соприкоснулись с «нищими» в духовном смысле искателями истины, обнаружилось, что они собственно являются двумя сторонами единого целого, которое затем, потеряв попутное и наносное, выкристаллизовалось в виде суфизма.
Первые из них вначале придавали важнейшее значение ритуальной составляющей богослужения, в то время как вторые считали его созерцательную сторону определяющей и основной.
У суфиев же обе составляющие стороны обрели приоритетность, причем ритуалы к познанию, ведущему к постижению Божественной Истины.
Исследователь мусульманского мистицизма А.Д. Кныш в своем капитальном труде следующим образом обозначает «основополагающие идеи» данного явления: «В то время как большинство ранних мусульманских аскетов придавали особое значение личной праведности, нравственной чистоте, страху перед Богом и строгому следованию букве Божественного закона, были и те, кто пошел дальше в поисках Божественной милости. Эти подвижники, которых можно рассматривать как предвозвестников суфийского движения, стремились достичь внутренней близости с Богом посредством принятия обетов (в особенности воздержания от пищи и половых отношений), смирения, выполнения дополнительных подвижнических ритуалов, долгих ночных бдений, благочестивых размышлений над смыслом коранического текста, а также полной мысленной и духовной сосредоточенности на Боге.
Стремясь достичь близости к Богу, они находили вдохновение в следующих коранических аятах: «А когда спрашивают тебя рабы Мои обо Мне, то ведь Я – близок, отвечаю призыву зовущего, когда он позовет меня… Мы ближе к человеку, чем его шейная артерия… Куда бы вы ни обратились, там лик Аллаха. Подобным же образом ранние мусульманские аскеты и мистики размышляли и над смыслом преданий о Пророке (хадисов), которые подчеркивали постоянное, но незримое присутствие Бога в этом мире».
Со временем духовные поиски Божественной Истины, с одной стороны, как бы сплотили суфиев общностью цели, они стали значительно ближе друг к другу в мировоззренческом плане, чем аскеты и мистики, жившие в начальный период развития ислама.
Вместе с тем в выборе конкретных путей продвижения к цели они в значительной степени стали расходиться между собой и удаляться от прогосударственных исламских институтов, что дало основание некоторым богословам-ортодоксам обвинять многих суфиев в отступлении от общепризнанных постулатов мусульманской религии.
Такие обвинения нередко приводили к преследованиям и изгнаниям популярных суфийских подвижников, иногда их заключали в темницы и даже лишали жизни.
