Артур ДЖАХБАРОВ: «Мы самые счастливые люди»

– Артур, давайте для начала определимся: Артур Джахбаров «В Контакте» – это Вы?
– Да.
— В Интернете я нашла информацию, что Вы родом из Буйнакска…
– Нет.
– Нет?!
– Нет. Я родился, вырос и вот уже двадцать шесть лет живу в Махачкале.
– Вообще, как так получилось, что Вы начали играть?
– Учась еще в школе, в период с седьмого класса по одиннадцатый, я увлекся танцами, хореографией, посещал театральный кружок, который тогда курировал Владимир Георгиевич Мещерин. После школы я поступил на актерское отделение факультета культуры ДГУ. Когда был студентом, пару лет поработал в театре кукол, а по окончании университета я пошел работать в Русский театр. Дело даже не в том, какая культура мне ближе: русская или национальная. Просто у меня в семье смешанные национальности, поэтому и языками я, честно говоря, не очень-то и владею, чтобы играть в национальном театре.
– Неужели это так легко?! Вот Вы пришли в театр – и Вас сразу взяли и дали роль?!
– Нет, не легко. Надо работать над собой, надо меняться в лучшую сторону. В том плане, что актер не имеет права совершать плохие поступки.
– А как же закулисные интриги и коварство актеров?! Мне вот не кажется, что, раз человек актер, значит, из этого обязательно следует, что он сама благородность.
– Есть такое в театрах. Но, честно говоря, я не хотел бы по этому поводу распространяться. Мне кажется, в театре, в котором я сейчас играю, этих интриг намного меньше. Люди здесь проще, добрее, более открытые, чем в других театрах. Мне так кажется. Конечно, когда ты только начинаешь, ты пристраиваешься, присматриваешься, как ведут себя люди. А если говорить о Русском театре как об одном из элементов русской культуры, то она мне знакома. У моих родителей много русских друзей, но вместе с тем моя родная культура мне все же ближе.
– А какая Вам ближе – аварская или кумыкская?
– Сравнивать смысла нет, потому я отношу себя к обеим этим национальностям.
– На сайте «В Контакте» в Вашем инфо указано, что политические взгляды у Вас «умеренные». Что это значит?
– Это значит, что я в политику не стремлюсь, власть мне не нужна абсолютно. У меня другие ценности. Да и цели в жизни другие.
– Но в политической терминологии слово «умеренные» имеет совершенно определенный смысл. И это отнюдь не значит, что человек «не хочет власти»!
– А какой смысл? Расскажите мне.
– Но ведь есть же умеренные левые, правые, консерваторы…
– Я ни за левых и ни за правых. Нет, хотя за правых. Немножко. Ну пусть они сами там определяются, кто в левых, кто в правых. А мы будем идти прямо.
– Давайте поговорим о Вашем репертуаре. В каких спектаклях играете?
– Недавно меня ввели в спектакль «Лекарство от любви». Великолепный спектакль. Мне очень нравится. Я играю дона Родриго. Говоря об амплуа, я герой-любовник. Типаж подходит. А роли… В детских спектаклях я играю Волка. А если говорить о взрослых спектаклях, в «Доме сумасшедших» Ислама Казиева играл Микелино, в «Хануме» играл молодого князя Котэ. Еще «Муха и паук». Играл паука. В «Одолжите тенора» играю помощника ассистента режиссера Макса, одержимого оперой.
– Моя знакомая была на спектакле «Одолжите тенора». В общем, Вы свели ее с ума!
– Ну… здорово!
– Где Ваши поклонницы могут с Вами пообщаться, помимо «В Контакте»?
– Да где угодно. Я есть «В Контакте», и в «Одноклассниках» я есть. И везде есть.
– ICQ?
– Есть.
– То есть Вы не против общения?
– Не то что бы не против. По мере возможности, учитывая рабочие моменты, захожу, общаюсь с ребятами. Почему бы и нет? Смотря, что я полезного смогу дать своим общением. Просто так в жизни ничего не бывает. Если что-то происходит, значит, это кому-то нужно. И если я работаю в театре, значит, это тоже кому-то нужно. Это говоря уже о поклонниках. Но я не люблю слово «поклонники». Это публика, которой интересно то, чем я занимаюсь.
– Вы – представитель дагестанской богемы. Расскажите, как обычно проходит Ваш день.
– Я не отношу себя к богеме.
– Ну если не вас, то кого ж еще к ней относить?
– А кого Вы относите с дагестанской богеме?
– Ну в первую очередь актеров.
– А каких актеров?
– Это не принципиально важно. Я не разделяю так: вот этот актер принадлежит богеме, а тот – нет. Речь идет о субкультуре, если хотите.
– Для богемы я еще по годам не созрел.
– Дело же не в том, что Вам вдруг стукнет пятьдесят лет – и Вы богема.
– Ну не пятьдесят. Хотя бы за тридцать. Я сейчас пока молод. Есть выскочки, которые считают: «Вот, я крутой!» Я обычный, смертный человек.
– Ну тем не менее будем считать Вас частью дагестанской богемы, и я требую, чтобы Вы описали свой среднестатистический день. Без форс-мажоров.
– Я работаю еще в охране «Дагэнерго». Это мой обычный, среднестатистический день. Я просыпаюсь перед репетицией, завтракаю, еду на репетицию, репетирую. Обычно бывает одна – две репетиции. Вечером спектакль. После спектакля еду домой, ужинаю и еду на работу. Основное мое занятие – это работа над собой, над ролями, то есть над тем, чем я живу.
– Вы собираетесь посвятить театру всю жизнь? Или есть вероятность, что играть Вы в какой-то момент перестанете?
– Я иногда задумываюсь над этим, но это еще совсем далеко. Эти мысли меня очень редко посещают.
– Когда посещают все же, то какие?
– Я Вам скажу откровенно: вот мы выматываемся здесь, но мы самые счастливые люди. Когда мы работаем, выкладываемся, когда наш зритель это чувствует и идет ответная реакция – это такое удовольствие! Роль в спектакле «Одолжите тенора» для меня находка. Когда ты говоришь и слышишь, чувствуешь реакцию зала – это непередаваемое чувство.
– Вы играете в «Женитьбе Фигаро». Это же европейская драматургия. Вам она близка?
– Конечно. Нас же, кавказцев, всегда сравнивают с горячими темпераментными, пылкими итальянцами. Вот «Одолжите тенора». Место действия там Америка. Но там итальянский квартал.
То же самое и с «Домом сумасшедших», «Женитьбой Фигаро». Даже музыкальное сопровождение – Испания, Италия.
– Вы можете играть какого-нибудь европейца – южанина. А чопорного англичанина сыграть? Как Вам такое амплуа?
– Я не думал об этом. Но, надо будет задуматься (смеется).
– Ваши друзья – это в основном актеры или люди из прошлого: из детства, со школы?
– Если я хотя бы один раз в жизни видел человека, с кем здоровался, общался, я этих людей помню. И если вдруг, проезжая на машине, я на противоположной стороне улицы, то все равно здороваюсь. Сегодня я так рад был встретить друга, с которым мы ходили в садик. Я ему говорю: «Мурад! Стой!»
– Вы еще помните, с кем ходили в садик?!
– Да. У меня есть друг Гамид, с которым мы вместе ходили в один садик, учились в одной школе, потом в одном университете. Правда, он на экономическом факультете. Общаюсь я больше, конечно, тут с людьми, которые работают в театре, но старых друзей никогда не забываю.
– Ваша семья имеет отношение к театру?
– У меня бабуля немножко была артистка. Она пела, занималась в кружках самодеятельности. У меня отец играет на двух инструментах, мама немного поет.
– То есть они, как творческие люди, не препятствовали Вашему желанию играть на сцене?
– У меня рвение к этому было с детства, я хотел стать актером, и я им стал. Если они видят, что я доволен, как они могут пойти наперекор?
– «Не брезгует питаться макаронами быстрого приготовления». Это о Вас?
– Представьте себе картину: мы в горах, на съемках и для того, чтобы приготовить еду, надо много времени, а у нас быстрые, стремительные съемки. Кто-то себе что-то приготовил – у него клюнул и побежал. Вот даже сейчас. Перед репетицией я не успеваю пообедать. У старшего актера увел кружку чая.
– Клюнуть у кого-то – да, а самому приготовить? Умеете готовить?
– Стандартные блюда, тоже быстрого приготовления. Могу макароны сварить.
– А вообще поесть что Вы любите?
– Вы сейчас меня дразните? Сейчас обед! (смеется). А поесть… все, что мама приготовит.
– Ну что Вы предпочитаете есть? Не в экстремальных условиях, а когда находитесь дома?
– Мама спрашивает: «Что ты будешь?», я говорю: «Что ты приготовишь, мам, то и буду».
– Непривередливы.
– Нет, абсолютно.
– Честно говоря, сама я не видела, но слышала, что Вы еще снимаетесь в клипах. У каких исполнителей?
– Первый клип, в котором я снялся, был на песню «Салам-алейкум тем, кто на движениях» «Прямого попадания». Там были два наших курса: первый и наш, четвертый. Клип снимала режиссер Рабият Асаева. Также в двух клипах Гульдасты Мурадовой: «Птицей стать» и «Моя любовь». Вот еще недавно снимался клип группы «Сосtail Royal» на песню «Мне хорошо с ней».
– Какова сама процедура Вашего попадания в клипы? Вас приглашают или Вы сами ходите на кастинги?
– Ребята знают, чем я занимаюсь. Это мои старые знакомые. Есть и агентства, где есть мои данные, когда им нужен актер, они звонят. Люди знают, где непосредственно искать актеров. Они приходят в театр и могут, стоя в коридоре, выбрать себе персонаж.
– Многие творческие люди говорят: «Вот я здесь работаю, но мой город – это Москва». Как у Вас с этим?
– Я здесь добился большего, чем кто-то там в Москве. Если смотреть широко, можно подумать о режиссуре, но и для нее человек должен вырасти. В двадцать четыре, в двадцать шесть лет человек не может быть режиссером. Многие, наверно, меня сейчас будут осуждать, но ехать туда – смысла пока не вижу.
– А Вы не считаете, что с «лицом кавказской национальности» гораздо сложнее попасть в московский театр?
– Я так не считаю. У нас настолько колоритные лица!
– Но ведь эти колоритные лица не востребованы. Во-первых, с такой яркой внешностью актеру не подойдет любая роль. Во-вторых, образ кавказца не так уж востребован в современном российском кинематографе, если не сказать, не востребован вообще. Так, разве что сыграть в сериале какого-нибудь кавказского бандита или мафиози.
– Если делать главным героем кавказца – это должна быть его история.
– Ну вот мы снова к этому приходим – это будет фильм, не абстрагированный от темы Кавказа, а опять-таки о пресловутом «кавказском следе».
– Сейчас, наверно, никто не хочет вкладывать в это деньги. Но как там все – мне, честно говоря, все равно. У меня есть свой театр – и я в нем живу.
– Были у Вас форс-мажорные ситуации за время работы в театре?
– Конечно. Самое сложное – вработаться в график. У нас ненормированный график. Расписание меняется со скоростью света. Допустим, до двух часов сегодняшнего дня расписание на завтра может меняться. За этим надо следить.
Первое время я опаздывал на репетиции, были выговоры, докладные. Мне сложно было привыкнуть. Вот мы учимся, а приходим в театр: в театре уже другие законы. Чужой реквизит нельзя трогать, громко говорить нельзя, за сорок пять минут до спектакля должен быть, потому что, если тебя нет за сорок пять минут, то уже у всех начинается паника: актера нет. К репетиции должен быть подготовлен. Это работа, которая тебе не только приносит удовольствие, но и кормит.
– Вы упомянули, что на Вас писали докладные. Как после этого у Вас складывались отношения с «докладчиками»?
– Если ты дал слово, ты же его должен держать, наверно? Если ты пишешь докладную, что это больше не повторится, значит, ты должен делать все возможное, чтобы это не повторилось.
– Я имела в виду, если другой человек пишет докладную на Вас?
– Это его работа. А как еще мне к этому относиться?
– Ну, обычно, в рабочих коллективах это называют «стукачеством».
– В нездоровом коллективе это называют «стукачеством». Если я не справился со своей работой, почему человек должен это заглаживать?
– Но ведь человек может понять, войти в положение… Всякое же бывает.
– Он должен понять, но не руководство. Дружба дружбой, а служба службой. Не плюй в колодец, из которого пить придется. Я сам с удовольствием напишу на любого докладную, кто не будет справляться со своей работой. Без дисциплины работа невозможна.
– Кого Вы считаете своим учителем?
– Я четыре года проучился в театральной студии муниципального центра детского творчества. То, что Владимир Георгиевич Мещерин, актер Русского театра, заслуженный артист республики, мне дал, то, что он в меня вложил, мне очень помогает в работе.
– Сколько студентов каждый год выпускает актерское отделение? На вашем курсе сколько было человек?
– На моем курсе изначально набиралось сорок восемь человек, выпустилось то ли девятнадцать, то ли двадцать один, я не помню.
– Разве дагестанские театры нуждаются каждый год в девятнадцати актерах?
– Разумеется!
– Ну а что делать с актерами, которые не один год работают в театре, с теми, кто выпускался год, два года назад?
– Это же хорошо, когда труппа большая!
– А как платить этой большой труппе?
– Ну, это уже не наш вопрос.
– У меня почему-то сложилось такое мнение, что театры переполнены и там невозможно найти работу.
– Вот Вы же сейчас здесь?
– Да.
– Это же Ваша работа, и она у Вас есть.
– Да, но, возможно, что ее не будет!
– Ведь таких, как я много, поэтому, я, думаю, что работа у Вас будет. Я Вам этого желаю, честно говоря.
– Спасибо. Придется нам завершать разговор, раз уж Вы перешли на оптимистические ноты и пожелания.
– Я просто с Вами говорил откровенно.