— Я родился в селе Аймаумахи, потом жил в Сергокале, работал там заведующим районо, а в 1944-м приехал в Махачкалу. Устроили меня поначалу в гостинице «Дагестан», тогда это, кажется, единственная гостиница была. А потом тут же, неподалеку, на улице Свободы, купил комнатку маленькую — два на три метра. Там, где три метра, поставили койку, где два — диванчик, вот и вся обстановка. Освещение обычное для того времени — керосиновая лампа. А в коридоре на маленьком квадратном столике стояла электроплитка. Так и жили всей семьей. Питались мы по сравнению с другими неплохо, потому что меня прикрепили к столовой обкома. А уже через год меня назначили заместителем редактора даргинской газеты «Ленинское знамя». Тогда все редакции располагались в одном месте — на Пушкина, 6. Место прекрасное, старая часть города, в двух шагах — море, на которое и выходят окна редакции, рядом Городской сад. Максимум девять человек в газете работали, включая технический персонал. На все про все две комнатушки: одна для редактора и заместителя, вторая для всех остальных. Во второй обычно шум стоял невероятный: «Ундервуд» стрекочет, кто-то ходит, тут же кто-то другой пишет. Писали обычной ручкой со стальным пером, и чернильницы-непроливайки на столах стояли. А вот машин редакционных не было. Если нужно в командировку в районы, шли на автостанцию. Она была на углу Толстого и Батырая. Маленький домик на одну комнату, неулыбчивая кассирша в окошке. Автобусы неуклюжие, с большим «носом», рядом с домиком. И масса людей с узлами, тюками, мешками. Набивались, как селедки в банку, ехали обычно друг у друга на головах, но без обид и взаимных придирок. Люди понимали — ехать всем нужно.
Махачкала тогда, конечно, была скорее поселком, чем городом. Жили здесь преимущественно кумыки и русские, и вывески все были на русском и кумыкском. Когда перед самой войной построили Центральную больницу, то казалось, она где-то очень далеко, на выселках. Город был страшно пыльным. Асфальта не было. Белая рубашка к вечеру становилась совершенно серой. Освещена была только улица Буйнакского.
Зато практически на каждой улице были винные подвалы, как правило, их армяне держали. Обстановка аскетическая: никаких столов, стульев. Стойка и на ней стакан. 20 копеек стоил стакан сухого белого вина. А на перекрестке нынешних Пушкина и 26 был очень популярный такой подвальчик. Из всех редакций туда люди сходились. На этом месте сейчас какое-то здоровенное здание выстроили в несколько этажей.
Через некоторое время я уехал в Москву, учиться в ВПШ (Высшая партийная школа), а затем в Академии общественных наук. Вернулся первым в Дагестане дипломированным экономистом. Уже с новой семьей — трое детей, жена Мария и я — опять жил в той же самой гостинице «Дагестан». Опять в одноместном номере, всей мебели — кровать да раскладушка. Платил за все обком. Но потом они решили, что дорого — по 600 рублей в месяц, и решили мне дать две комнаты в трехкомнатной квартире на Советской, 6, у самого парка. Строили этот дом, как и многие другие здания, пленные немцы. Дом был обкомовский, там жили секретари обкомов Уллубий Черкесов, Шихсаид Шихсаидов, Шахбас Исмаилов, председатель Верховного Совета Роза Эльдарова, военком Башир Пиртузилов, прокурор республики Ахмед Покалов. 4-й школы тогда еще и в помине не было, а на том пространстве, что сейчас ограничено переулком Умаханова (бывший Ульяновский переулок), улицами Титова и Толстого, располагался военный городок: одноэтажные коттеджики, в которых жили офицеры с семьями. И все пространство между парком и двухэтажным домиком с рыбами (здание «Запкаспрыбвода»), что и сейчас стоит на Гаджиева, занимали огороды.
Когда в середине 50-х построили университет, никакой площади перед ним еще не было, да и к самому зданию пройти было трудно. Всюду одна огромная строительная площадка. Надо было с Гаджиева свернуть в нынешний Умахановский переулок и через территорию военного городка добираться до здания окольными путями. Поначалу фасад университета выглядел по-другому. Там над ступеньками был как бы козырек на шести больших колоннах. Но как только к власти пришел Хрущев, все, что напоминало о сталинском ампире, всякие архитектурные излишества снесли. И колонны, соответственно, тоже.
А вы знаете, что на территории парка, вернее питомника, собирались разбивать кладбище для элиты? Только скоро выяснилось, что подпочвенные воды все размывают, и затею эту оставили, хотя некоторые могилы и по сей день можно увидеть. Начальник «Дагнефти» Зульпукар Зульпукаров там похоронен, работник обкома Мирза-Фатали Ахундов, еще кто-то. Всего могил 9–11, кажется.
Наш сельхозинститут — это отдельная история. Здание было построено для правительства республики, где-то годах в 30-х. Но правительство осталось в старом помещении, на углу Горького и Маркова, в доме с атлантами, что раньше принадлежал какому-то купцу. А новое здание отдали под сельскохозяйственный, медицинский и педагогический институты (два последних потом перебрались в свои помещения). Так это место и называлось — Вуз-городок, а улица (нынешняя Гаджиева) — Вузовской. Вокруг в одно-двухэтажных домиках жили преподаватели. Тогда сложилась исключительная ситуация. По всей стране продолжалась борьба с «вейсманизмом-морганизмом» и «буржуазной лженаукой генетикой», и на периферии, в провинции у моря, ученым было легче спрятаться. Думаю, поэтому здесь, в дагестанских вузах, оказались преподавателями крупные ученые, которым мы многим, многим обязаны. Я не всех их застал, но помню некоторые имена: профессоры Загородний, Золотарев, Николаев, доценты Шпилев, Попов, Филиппов, Бойченкова, Грызлов, Самойлов. С их именами связано становление сельхознауки в Дагестане. Благодаря им в 60–80-х годах наш институт неизменно входил в тройку лучших сельхозвузов страны.
Мне уже за 90, и знаете, немного странно я себя чувствую. Проходя по улицам, названным именами людей, которых я близко знал, с кем дружил, сидел за одним столом, будто попадаю в музей имени своей юности.
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
