За полвека жизни в Махачкале мне приходилось жить на разных улицах – и на главных, и на отдаленных от центра. Но никогда не думал, что придется жить на одной из самых старых ее улиц – улице Свободы, в доме с почти крепостными, в
Впервые я, сельский парень из Кубачи, попал в Махачкалу в 1947-м по пути в Буйнакск. Помню только большую белую церковь на центральной площади, и шумный городской базарчик перед ней и маленький автобус, с трудом поднимавшийся по крутому перевалу. Мне было 15 лет, и я ехал поступать в Буйнакское педучилище, но учиться не пришлось, маме было сложно меня обеспечивать, и я вернулся. Задира я был страшный, и за первый учебный день успел подраться 12 раз. Как меня не выгнали, не знаю, но маму мою часто вызывали в сельсовет. После 10-го класса я сначала надумал стать летчиком и даже приехал в Махачкалу для прохождения медкомиссии. Ну, разделся, подхожу к врачу, кажется, к окулисту, и, неловко повернувшись, случайно наступаю ему на ногу. У врача, видимо, натура тоже была горячая, и он вскрикнул: «Что ж ты делаешь, козел!» Это и решило мою судьбу. Я решил, что если даже тут ко мне так обращаются, то дальше может быть еще хуже, обозвал его козлом в ответ, забрал документы, развернулся и ушел.
Так и стал я не летчиком, а нефтяником. А в Махачкале поселился уже после того, как с отличием окончил Бакинский нефтяной институт и даже успел поработать оператором по добыче нефти. Это было уже начало 60-х. Я был в отпуске, женился три дня назад и приехал к гендиректору производственного объединения «Дагнефть» Саидову устраиваться на работу. Сначала меня отправили на нефтедобычу в Южносухокумск, потом перевели в Махачкалу, где тогда тоже велась активная разработка нефтяных месторождений. Там, где сейчас находится Восточный рынок, была наша контора нефтепромысла, а вокруг среди виноградников было множество скважин и станков-качалок. И одно-двухэтажные дома. Дома повыше казались нам тогда настоящими небоскребами. В одном из них, на улице Ленина, 16, мне в 1961 году дали квартиру. Настоящее богатство по тем временам, целых две комнаты, паркетные полы и кухонная мебель. Правда, когда у нас родилось четверо детей – дочь Зенаб, старший сын Саид и братья-близнецы Гасан и Гусейн, там стало тесно. Но до землетрясения (многие отсчитывают время именно так – до землетрясения и после него) мы еще жили там. Это тот самый знаменитый четырехэтажный дом на углу Ленина и Горького, где тогда жили Расул Гамзатов, Али Алиев, Мурад Кажлаев и много других известных людей. Расул Гамзатович быстро сходился с людьми и умел дружить. В компании близких, читая свои стихи, он так увлекался, что для большей выразительности мог, обращаясь к кому-то из присутствующих женщин, упасть на колени. Есть еще такая история, которой я был свидетелем: как, захваченный новыми, еще не написанными стихами, он, бормоча строчки себе под нос, возвращался с пляжа, забыв одеться. Так и шел по улице, извините, в одних трусах. А следом за ним шла вереница его почитателей, и каждый нес кто брюки, кто рубашку, кто сандалии.
Еще помню, проснулся я утром, услышав какой-то шум. Выглянул в окно – по улице Ленина идет толпа зевак всех возрастов, и в центре метровыми шагами идет огромных размеров человек, широкоплечий такой, с большими руками. Среднего роста люди с ним рядом муравьями казались. Как я потом узнал, это был известный великан Абдурахман Кикунинский. Очень впечатляюще выглядел!
Когда произошел разрушительный подземный толчок, я находился в Москве на защите. Подходит ко мне на Красной площади мой сосед и коллега по работе Рустамов и говорит: «А ты что тут до сих пор? Не знаешь, что Махачкала разрушилась от землетрясения?» Я, конечно, сразу выехал домой, там же семья, дети. Уже на подъезде к городу, в Шамхале, увидел масштаб разрушения – одни печные трубы и руины. Но наш дом был каменным и надежным, и ни капли не пострадал. Тем не менее нас со многими другими пострадавшими на время переселили в одноэтажные деревянные бараки в районе геофизической конторы. Она находилась на улице 26 Бакинских комиссаров, напротив нынешнего «Пассажа». Дожди шли тогда сильные, бараки заливало, но так было безопаснее в случае новых толчков.
После работы в «Дагнефти» я перешел на преподавательскую работу в политехнический институт. И как-то один из моих приятелей, тоже преподаватель, не буду называть его имени, он был большой любитель приударить за хорошенькими студентками, выбрал себе очередную «жертву». Сначала обхаживал всячески, а затем назначил ей свидание. Но девушка рассказала все брату, и тот, собрав друзей, подстерег незадачливого Казанову и вырезал у него на задней части брюк огромную звезду. Обиженный приятель прямо в таком виде побежал в горком жаловаться, что над ним поиздевались, но сочувствия не нашел, зато получил кличку «Штаны». История широко разошлась по городу, не рассказывал ее только ленивый, а кличка прилипла накрепко. Так его и звали потом долгие годы.
Году в 75-м в институт приезжал на встречу с избирателями депутат Верховного Совета от Дагестана композитор Тихон Николаевич Хренников, а с ним еще и Иосиф Кобзон. Сидим мы в деканате, и секретарь партийной организации читает подготовленный сценарий встречи, кто за кем выступает с речами. Первым должен вступить сам депутат, затем Кобзон споет несколько песен, после него выступит студентка института и, последним, главный архитектор города, по совместительству наш преподаватель по фамилии Придаткин. Последний был хорошим человеком, грамотным специалистом, педагогом, но его ораторский дар, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Я сразу понял, что будут проблемы и посоветовал заменить его на кого-нибудь другого. Но меня не послушали. Встреча проходила гладко до того момента, когда слово предоставили этому самому Придаткину. Отчитался Хреннников, спел Кобзон, звонким задорным голосом прочла свою речь девушка, а потом на трибуну вышел Придаткин.
– Дорогой Хрен Николаевич, – начинает он, и зал взрывается хохотом. Тогда он делает вторую попытку – Дорогой Николай Хренович… и его речь уже никто не слышал, конечно. Неудобно было перед депутатом, но удержаться от смеха было невозможно.
Тогда же, в 70-х, на юбилей Расула Гамзатова съехалось много знаменитых поэтов и композиторов. Почетных гостей по распоряжению обкома распределили на проживание в семьи его работников. Нашему соседу этажом ниже, Зайнутдину, а жили мы тогда уже на улице Мира, «дали» композитора Яна Френкеля, автора знаменитой песни «Журавли» на стихи Расула. Зайнутдин, конечно, собрал всех соседей за большим столом, пригласил и меня. Я, как истинный кубачинец, не мог оставить гостей без подарков, и вручил всем присутствующим свои изделия, а Френкелю изящный очень красивый серебряный браслет для его супруги. После застолья мы переместились к другому соседу, Гаруну Хираманову, у которого было фортепиано, и там композитор играл и пел для нас. Естественно, не обошлось без «Журавлей». Я до сих пор считаю, что лучше него эту песню никто не исполнил. Так же, наверное, считают и все, кто его слышал в тот вечер. А слышали многие – на музыку, на звук прекрасного голоса потянулись те, кто жил рядом, люди открывали окна, останавливались прохожие, соседи выходили во двор, рассаживались на лавочках и слушали, как зачарованные. «Не потому ль так часто и печально я замолкаю, глядя в небеса…».
«Кашкаев. 1912» – читаю я на фронтоне соседнего дома имя первого гордого владельца. Буквы непростые, гнутые, нарядные с завитками. Наверное, ходил поглядывал хозяйским глазом, смотрел, достаточно ли затейлив вензель, не подвели ли каменотесы. И не знал, что впереди войны, революции, что родовое гнездо, которое он так заботливо обустраивает, может быть разорено в одночасье. Что с ним сталось, с этим Кашкаевым, выжил ли сам, как сложилась судьба его потомков? Приходят ли они на улицу Свободы, поглядеть на дом, что строил их прапрадед, помнят ли вообще о его существовании? Не знаю. Но я люблю смотреть на эти стены, на эти буквы, что вырезались с уверенностью, что жизнь будет долгой и счастливой, а семейство – многочисленным и процветающим. Смотрю и почему-то вспоминаю все сразу. И тот памятный осенний вечер, наполненный голосом Френкеля, и смеющегося молодого Расула, шагающего по Приморскому бульвару, щурящегося от солнца, бьющего прямо в лицо, и себя, молодого, полного сил, планов и надежд.
Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82 или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.
