Известный в стране и за ее пределами художественный руководитель и главный дирижер Ярославского академического губернаторского симфонического оркестра, заслуженный деятель искусств РСФСР, народный артист России, лауреат международных конкурсов Мурад Атаевич Аннамамедов недавно посетил республику и принял участие в праздничных мероприятиях, приуроченных к 70-летнему юбилею творческой деятельности выдающего композитора, народного артиста СССР, народного артиста РФ и РД Мурада Кажлаева.
Под руководством Аннамамедова в исполнении симфонического оркестра Дагестанского государственного театра оперы и балета прозвучали премьерные и лучшие произведения Мурада Кажлаева.
Несмотря на короткий срок пребывания в республике и чрезвычайную загруженность, Мурад Аннамамедов откликнулся на просьбу «МИ» дать интервью. Встреча с дирижером прошла очень необычно: прибыв на место заблаговременно до назначенного часа, корреспондент «МИ» застала деятеля культуры не за чашкой утреннего кофе в гостиничном номере, а «кроссирующим» территорию в спортивном костюме и бодром расположении духа.
ПОЧТИ ЧТО СВОЙ
– Мурад Атаевич, вы приняли участие в качестве специального гостя в праздновании 70-летнего юбилея творческой деятельности композитора Мурада Кажлаева. Скажите, пожалуйста, как вы отнеслись к этому приглашению. Сможете сейчас припомнить, когда пересеклись ваши пути с Мурадом Магомедовичем?
– Музыка Кажлаева, а следовательно, и его имя столь проникли в общественное сознание, в общественный слух, что совершенно невозможно в точности сказать, когда произошло мое знакомство с ним. Важно, что наряду с основными эпохальными произведениями классиков – отечественных и зарубежных – музыка Кажлаева в его доминантных произведениях в моем сознании закрепилась давно, крепко, и что бы я ни узнавал уже впоследствии, только укрепляет мое убеждение в том, что я имею дело с совершенно выдающимся человеком, истинным классиком музыкальной культуры.
– По имени, фамилии и отчеству, можно сказать, вы почти что «свой» в нашем регионе. Какие связи, помимо культурных, вас объединяют с Дагестаном?
– Как в кинокартине «Свой среди чужих и чужой среди своих», всегда, когда я куда-либо приезжаю, действительно, соизмеряю себя, свой менталитет с поведенческими правилами, укладом, жизненной манерой местного населения. В действительности, мне здесь привычнее.
Я родился в Советском Союзе – в стране атеистической. По этой причине религиозные начала прошли мимо меня в моем детстве, отрочестве и юности. Но с годами я ощутил над собой Его взор, доброжелательный и вместе с тем достаточно строгий. В отличие от других регионов, если говорить о нашей стране, в Дагестане особо заметно то, что большая часть населения ощущает Его над собой. И в первую очередь, я это почувствовал, когда посетил главную мечеть Махачкалы. Когда я туда вошел, увидел необыкновенное величие храма Божьего на махачкалинской земле – в этот храм входишь кротко, а выходишь озаренным и просветленным. Такое мое сочетание с местным колоритом я ощущаю в эти дни.
– Какие-либо совместные проекты с Минкультом РД… Вы рассматриваете такой повод для своего очередного приезда в республику?
– Я был удостоен чести познакомиться с министром культуры республики Заремой Ажуевной Бутаевой. Внушительная группа деятелей культуры присутствовала с дагестанской стороны, и руководитель ведомства явила мне веру в то, что здесь культура в достаточно компетентных, квалифицированных руках. Совместных планов на перспективу мы не обсуждали. Это была ознакомительная доброжелательная беседа. Другое дело, что с министром мы говорили об оркестре Дагестанского театра оперы и балета, конечно, вся его инфраструктура и инструменты оставляют желать лучшего. Но Зарема Ажуевна засвидетельствовала, что средства запланированы на их приобретение, и эти вопросы находятся на контроле у руководства министерства культуры республики.
ЧТОБЫ СТЕРЕТЬ СЛЕДЫ РОДА
– Ваша мама Гозель Аннамамедова – известный в Туркменистане музыкант и педагог. Можно сказать, что ваша творческая судьба была предопределена?
– Вне всякого сомнения. Я ведь не просто сын музыканта, но потомственный московский консерваторец. Моя мама – человек трагической судьбы. С двух лет она оказалась круглой сиротой. Дедушку и бабушку убили в конце 20-х годов прошлого века. Мои дяди и тети были детьми, а мама – самой младшей из них. Всех разобрали по семьям, дали разные фамилии, чтобы стереть следы рода. Судя по всему, дед мой был значительным человеком, видным басмачом, чем я сейчас горжусь. Не в плане того, что я против той власти, той системы, но, считаю, что те, кто отстаивал свою веру, свой уклад, традиции, активно боролся за ценности, завещанные предками, это достойнейшие люди. Таким образом, моя мама оказалась детдомовским ребенком и разделила все постулаты советской власти.
В 30-е и 40-е годы ведущая профессура центральных городов, прежде всего Москвы и Ленинграда, ездила по разным республикам, городам и весям, интернатам и школам в поисках юных дарований. Таким образом, мою маму заметил, наверное, один из самых выдающихся профессоров в истории русского пианизма Генрих Нейхгауз. Со слов моей матери, после прослушивания профессор сказал руководству интерната, что, когда девочка вырастет, ей обязательно надо продолжить обучение в Москве, что и было сделано.
НИКОГДА НЕ ДЕЛАЛ КАРЬЕРЫ
– Журналисты неоднократно интересовались у вас, почему, имея такое блестящее образование, вы не остались в Москве, а уехали вначале в Туркменистан, откуда вы родом, затем в Саратов и Ярославль. Для вас вопрос о том, где работать, не имел принципиального значения?
– Так вышло, что моя первая и любимая по сей день жена была склонна остаться в Москве, что она и сделала. Правда, затем она уехала в Америку, далее в Великобританию, сейчас она живет во Франции. Естественно, мы с ней говорили о том, что будем делать после окончания консерватории. Я сказал, что мужчина должен быть там, где он нужен. Замечу, что в конце 70-х годов в Москве царили три корифея среди дирижеров: мой учитель Геннадий Николаевич Рождественский, который руководил Большим симфоническим оркестром Гостелерадио СССР, Евгений Федорович Светланов руководил Госоркестром СССР и Кирилл Петрович Кондрашин – оркестром Московской филармонии.
Нам, тогдашним юношам, даже во сне не могло присниться, каким-то образом предпринять попытку остаться в Москве и, может быть, подсидеть этих корифеев. Поэтому каждый искал свой путь, я почему-то полагал, что в Ашхабаде – столице Туркменистана, где я окончил музыкальное училище, найду свою судьбу. Так сложилось, что мой предшественник – дирижер, воспользовавшись тем, что оркестр есть на кого оставить, уехал в Москву на стажировку, и я остался один на один с большим коллективом. В 24 года я по факту стал руководителем, не будучи еще назначенным главным дирижером. А уже через год я был утвержден в этой должности.
Но замечу, я никогда не делал карьеры.
ЯКОБЫ СКУЧАЮЩИЙ
– Вы с достаточным чувством юмора относитесь к своей персоне, не боитесь признаваться себе и окружающим в своих человеческих слабостях. Особенно это заметно по вашим «Запискам скучающего дирижера». В какой момент захотелось отложить дирижерскую палочку и взяться за перо?
– Когда журналисты имели обыкновение меня пытать в интервью, я вспоминал свои жизненные коллизии, и кто-то мне подсказал: «Запишите свои рассказы, они очень интересные». В какой-то момент я начал фиксировать их на бумаге: диктовал своим помощницам, они набирали текст, потом я редактировал.
Напрашивается вопрос, почему «Записки скучающего дирижера»… ну да… не до скуки мне было (улыбается)…
Это название вышло из моего развернутого интервью одному изданию, в результате моих, прямо скажем, некоторых «выпендриваний»: «вот какой я молодец, какой я успешный руководитель, как я все наладил, у меня все спорится, все играют, а я якобы просто так скучаю и наблюдаю». Они опубликовали это интервью под шапкой «Исповедь скучающего дирижера». Якобы скучающего. В книге, чуть ниже, в скобках имеется примечание к рассказам – («Записки сумасшедшего»). Здесь никакого намека на Гоголя нет, просто сами рассказы – это совершенно реальные события, произошедшие со мной и теми, с кем я контактировал. Так вот, если бы кто-нибудь из фигурантов вздумал подойти ко мне с претензиями, «зачем ты это опубликовал», эта разрядка давала мне повод сказать: «Ты, что не читал титул? Там же сказано – («Записки сумасшедшего»). Тебе что справку принести?»
Но, конечно же, когда сюжет касается острых моментов, а человека уже нет на свете, и он мне не может ответить, я, как правило, писал «не помню фамилии». Старался соблюдать такт в отношении ушедших людей или женщин, коих высмеивать вроде бы нехорошо, но без подобного раскрывания тогда нет смысла писать главу как нечто юморное или поучительное.
НЕ ОТГОВАРИВАЛ, НО НЕ СПОСОБСТВОВАЛ
– Насколько мне известно, дети не пошли по вашим стопам. Простите за любопытство, но это вы их отговорили?
– Не отговаривал, но и не способствовал, потому что комфортно жить в нашей стране, находясь в нашей профессии, достаточно проблематично… Так вышло, что детей у меня больше, чем в нынешней семье. Однако, дочь моя, Лада, юрист по образованию, сама пришла в музыку, увлекшись джазом. Она весьма эффектная и успешная девушка, певица, много выступает в Ярославле, в других городах, включая Москву. Я же не способствовал тому, чтобы мои дети занимались музыкой профессионально, потому что к тем годам, когда они находились в юношеском возрасте, я был уже зрелым человеком, построившим успешную карьеру. Если говорить о конце 80-х годов, то тенденции в музыкальном искусстве говорили о том, что оно будет в значительной степени ослаблено и во многом умерщвлено. Профессия академического музыканта и в прошлые времена не была такой уж престижной, а сейчас она просто низложена… И положение вещей не спасут витринные музыканты, которых показывают по телевизору. Наоборот, этот вопиющий контраст только обостряет ситуацию.
– Ставите ли вы для себя возрастную планку: я буду дирижером до… лет?
– Таких планок я себе не ставлю – как Аллах соблаговолит. Я ведь в жизни уже сделал немало. В канун моих юбилеев предательские мысли посещали меня. Теперь же я перестал заниматься этой ерундой и дирижирую без скидок. Можно перейти на технически более экономный режим и все успевать. Но я не умею и не научился так работать. В работе я прогораю полностью. Юношеский максимализм я сохранил до нынешнего зрелого возраста. Поэтому ничего не планирую. Сколько Он отвел мне активной деятельности, столько я покорно и благодарно принимаю.
Лариса ДИБИРОВА
