ПРИКАЗ БЫЛ ДАН
-Теперь, когда прошло полвека после тех событий, можно и рассказать о том, как я стал «китайским добровольцем» и принимал участие в корейской войне 1950 – 1953 годов. – Кази Фезлиев, улыбаясь, качает головой, будто до сих пор не может свыкнуться с неожиданным поворотом судьбы в далекой молодости. – Сами знаете, у военных перемены в жизни происходят неожиданно и круто. Не успел я закончить вместе с другими молодыми солдатами годовой курс в учебном отряде под городом Серпухов Московской области по специальности оператор радио- прожекторной станции, как после обеда нас переодели в новую военную форму и приказали построиться на плацу.
Седой генерал – лейтенант был скуп на слова:
-Советское правительство дает вам ответственное задание. Я уверен, вы его выполните с честью!
После этих слов сразу последовала команда:
-Направо! На железнодорожную станцию шагом марш!
И пассажирский поезд повез нас на восток практически без остановок.
На территории Монголии всех, рядовых и офицеров, переодели в форму китайских добровольцев, снова погрузили в вагоны и через Китай доставили на территорию Северной Кореи. В нашей части оказалось еще два ахтынца – Тагивердиев Тагиверди и Малик, фамилию забыл, умер недавно, мир праху его.
Часть наша заняла позицию на лесистой сопке, рядом с разрушенным до основания американскими бомбами и
сожженным напалмом городком Черинвон, в двух сотнях километрах севернее Пхеньяна. После безнаказанных американских бомбардировок все население городка ютилось в землянках, выкопанных в близлежащих сопках.
Мы спешно заняли боевые позиции, окопались на сопке, ввели в действие наши станции, стали охранять небо над Черинвоном. Американские самолеты уже не могли свободно хозяйничать в корейском небе в этой зоне. Еще на подступах к объектам бомбометания мы своей радиоаппаратурой обнаруживали их бомбардировщики и сообщали их координаты и маршруты в штаб, а оттуда северокорейским зенитным батареям и авиачастям. А когда вражеская авиация подлетала ближе, то засекали их прожекторными лучами и вели по небу до тех пор, пока самолеты не сбивали зенитчики или налетевшие северокорейские и наши истребители.
За полгода над позициями, которые занимала наша часть, произошло около ста воздушных боев. На моих глазах были сбиты десятки американских самолетов. Нередко наши асы, закаленные в войне с немецкими фашистами, вместе с корейцами сбивали все до одного участвующие в налете на мирные города американские самолеты. Случалось, наши радисты ловили такие приказы с земли американским летчикам: «В воздухе советские бандиты! Срочно возвращайтесь на базу!». Сбитых американских летчиков было запрещено трогать. Их в целости и сохранности находили специальные отряды и отвозили в штаб.
Теперь американцы чаще всего летали в небе, закрытом тучами и облаками, чтобы можно было укрываться от огня истребителей и зениток.
Меня в Корее удивило то, что еще до обнаружения американских самолетов нашими станциями их приближение чуяли собаки, которые в разрушенном городке бродили сотнями. Сперва собаки подымали оглушительный злобный лай и начинали выть, следом начинали реветь дети, причитать и кричать женщины. Этот истошный рев был страшнее, чем взрывы тысячекилограммовых американских бомб над нашей сопкой, и это заставляло, невзирая на смертельную опасность, прикладывать все усилия, чтобы обнаружить в небе, ослепить прожекторами и вывести столь ненавистного врага под огонь возмездия.
Хотя мы не участвовали непосредственно в боевых операциях, но только в нашем взводе от американских бомб погибли двое радиооператоров – прожектористов. Я сам был ранен осколками бомбы в ногу и отправлен в госпиталь на территорию Китая. Но когда через неделю приехал проведать меня мой командир, то я с костылями уехал с ним обратно в свою часть. Ведь костыли – не помеха службе радиооператора. Но впоследствии, когда я обратился в военный архив Ленинграда, чтобы дали справку о ранении в целях получения льготной пенсии, то пришла бумага, где указывалось, что я «находился на котловом довольствии в Н-ском госпитале в течение недели». И ни слова о ранении. Такая была секретность. А шрамы от американских осколков до сих пор напоминают о той далекой войне. Да, Аллах с ними, с этими военными и гражданскими бюрократами и чиновниками. Мы же воевали не ради пенсии, а по заданию правительства защищали мирный корейский народ от американских бомбардировок. За что я получил две боевые награды от корейского правительства, которыми очень горжусь.
Вскоре американцы предложили перемирие, ибо поняли, что всей их «демократической» коалиции не по силам одолеть Северную Корею, за спиной которой стояли Советский Союз и Китайская Народная Республика.
Но Сталин не доверял империалистам, и поэтому нашу часть перевели на территорию Китая, у самой границы с Кореей, где я прослужил в условиях перемирия еще больше года.
Лишь потом наш эшелон, теперь уже не из пассажирских, а товарных вагонов, в котором два вагона были забиты мандаринами – подарок нашей части от китайского правительства – вернулся в Подмосковье. Оттуда мы и начали свой марш – бросок на защиту корейской земли от американских бомбардировок.
В пути командиры и политработники рассказывали нам, что благодаря нашему участию в этой войне американцы твердо уяснили себе, что нет в мире силы, способной победить Советский Союз. Войну они начать могут, но победить – никогда. Даже атомная бомба, которой они тогда бряцали на весь мир и сбросили на мирные города Японии, чтобы напугать весь мир, им не поможет. Возмездие настигнет неизбежно. Ибо Советский Союз, несмотря на послевоенную разруху, создал к тому времени не только атомную, но и водородную бомбу.
Как говорили командиры, так и получилось. 60 лет мира для нашего народа завоевано не только победами над Германией и Японией, но и с помощью наших военных специалистов в войнах на стороне Северной Кореи, а потом и Вьетнама.
А на память о Корее у меня остались не только шрамы на ноге, но и в сердце.
КОРЕЙСКАЯ
ЛЮБОВЬ АХТЫНЦА
Кази Фезлиев задумчиво качает головой, видимо, сомневаясь, стоит ли рассказывать об этом. Но потом, смущенно посмотрев на меня, все же продолжает свой рассказ:
– Кормили нас, участников тех боевых событий, как признавались сослуживцы, «как на убой». Не то что было в учебном отряде. Не только мясо и рыба три раза день, но и колбасы были не редкостью в меню «добровольцев». А фруктов и овощей было вдоволь. И в столовой кормили, и местное население, особенно ребятишки, приносили из садов яблоки, груши, сливы и другие фрукты. Особенно нас одаривали, когда над городком сбивались американские бомбардировщики. Ну, в ответ наши сердобольные «добровольцы» тоже не оставались в долгу – приносили ребятишкам куски сахара, галеты, хлеб или вяленую рыбу.
Вот тогда и появился у меня дружок Ким, который жил с семьей в землянке, неподалеку от сопки, занятой нашей частью. А через парнишку, когда однажды я пришел к нему в гости вместе с земляками Тагиверди и Маликом, познакомился с его сестрой – Вон Оксан, работавшей в местной милиции. Я ее называл по-русски Оксаной и по-лезгински – Ксаной, то есть хорошей. Не знаю, что случилось тогда со мной, но, увидев ее однажды, я постоянно стал думать о ней. В любое время. Даже когда налетали вражеские бомбардировщики и приходилось работать под взрывами авиабомб. Я тогда боялся, что бомба может угодить в землянку, где жила Оксан с семьей, или в помещение милиции, где она работала.
Потом, снова встречаясь с ней, я слушал ее радостные рассказы о сбитых за день над Северной Кореей вражеских самолетах, о чем она узнавала из сообщений по радиоприемнику в своей милиции.
Так мы встречались больше месяца. Нет, не думайте, что это были такие встречи, как ныне каждый день показывают по телевизору. Я и пальцем не решался прикоснуться к ней. Просто мне было приятно находиться рядом с ней, видеть ее и разговаривать.
Но у военных, как я говорил, все происходит неожиданно. Утром поступил приказ – грузиться со всей техникой в эшелон для передислокации. Мы подумали, что возвращаемся в Советский Союз. Я сразу побежал в местную милицию, и вместе с Вон Оксан мы зашли к ее начальнику с просьбой зарегистрировать наш брак и разрешить ей уехать вместе со мной.
Но начальник только замахал на нас руками:
– Видишь, сколько у нас проклятые американцы погубили мирных людей?! Увезешь Вон Оксан, кто будет печатать здесь документы? Вот если ты, Кази Фезлиев, останешься здесь, я могу зарегистрировать ваш брак. Но сперва ведь тебе надо получить разрешение у вашего полковника. Не так ли? –хитро улыбаясь, спросил начальник милиции.
Я побежал к командиру части. Услышав мои слова, полковник рассердился:
-Тебе что, Фезлиев, кавказских девушек мало, чтобы еще брать кореянку в жены?! Ты хоть подумал, чем это может обернуться для тебя, да и для меня?! А?! Ну-ка, молча, кругом, шагом марш! И бегом грузиться в эшелон!
Девушка успела прибежать к отходу поезда. Я добежал до нее и впервые взял ее за руку. Веришь ли, всю ночь, пока ехал в темном окне вагона, иссеченном холодными струями дождя, я беспрерывно видел ее лицо. Вот и жизнь почти прожита, я стал известным в районе пчеловодом, вырастил сад, построил дом для сына. Трижды после демобилизации я сватался и дважды женился. Все искал похожую на мою кореянку. И теперь, хоть столько лет прошло, она все снится мне. Видимо, жива Оксан и вспоминает меня, «китайского добровольца», который с товарищами, не жалея себя, защитил ее семью и народ от коварного и беспощадного врага, который уважает в этом большом человеческом мире только свои права.
