Дом, который построил поэт

Ox, как же много было разговоров, нашептываний, сплетен, наветов, кляуз, писем в центр, в Москву, когда на улице имени Чернышевского, совсем недалеко от здания обкома КПСС, вырос двухэтажный дом из кирпича и бетона причудливой архитектуры, больше походивший на горскую саклю. Дом приковывал внимание и необычностью, и богатством (по тем меркам). А где красота и богатство, там и зависть недолго заставляет себя ждать.
Слухи — что ветры без границ.
Письма — что птицы, не знающие расстояния.
И приезжали. И проверяли.
И… не обнаруживали никаких нарушений.
Слухи прекратились. Зависть закостенела, забылась.
А дом стоит.
На соседних улицах сегодня выросли намного выше и больше дома, обнесенные высокими заборами и закрытые огромными и дорогими железными воротами, а он стоит такой же, каким был десятки лет назад, с открытой калиткой, всегда гостеприимный.
Это дом, который построил Расул.
Буквально на днях я вдруг решился навестить Расула Гамзатовича. Он сидел в своем кабинете за столом и аккуратно записывал в блокнот… Я обратил внимание на стихотворные строфы. Подняв голову, он увидел меня, оставил работу и пересел в кресло.
Первые слова, как обычно, о здоровье, о состоянии души, а потом уже о предмете нашей беседы, который не вызвал у него ни малейшего удивления.
— Расул Гамзатович, я помню, когда Вы начали строить этот дом, сколько было завистников и писем в ЦК, грязных разговоров о том, откуда у Вас такие большие деньги на покупку импортного кирпича, нетипичного проекта.
Трепали языками и облегчали душу свою трепом и недруги, и иные пытавшиеся записаться в друзья…
(Расул Гамзатович тихо смеется):
— Было это. Мне даже сосед сказал: твой дом скоро будет выглядеть перед моим, как спичечная коробка.
А вообще у писателя дом должен быть. Я против частнособственнических тенденций, но вот дом должен быть.
Дом становится домом не тогда, когда его построят, не тогда, когда его обставят, а тогда, когда приходят гости. Только тогда он — дом.
Настоящий дом — это когда в нем бывают гости.
Да, злословили, говорили и о кирпичах, говорили о нетрудовых доходах. Но ведь я имел средства, у меня были деньги, заработанные честно, трудом. То был мой звездный час: я был лауреатом Государственной премии СССР, лауреатом многих международных премий, получал высокие гонорары. Мои пьесы ставились на сценах крупных театров — шли проценты. Сейчас всего этого нет, а моя сберкнижка оказалась ненужной…
Я имел возможность и мог позволить себе купить для строительства дома эстонский кирпич, украинский мрамор. И дом мой можно назвать «Дружба народов». Злые языки страшнее пистолета, говорил Грибоедов. Хотя многие люди помогали мне в строительстве дома, но… очень осторожно.
— Вы сами руководили строительством, давали какие-то указания, распоряжения, советы?
— Дом не я строил, я дал средства. Строительство дома — это заслуга моей Патимат. Нашли мы и хорошего архитектора, Абдуллу Ахмедова, которому была присуждена Сталинская премия за строительство Ашхабадской библиотеки. Я агитировал его переехать в Махачкалу, насовсем, как говорится, он отказался, но согласился построить мне дом.
— Вы не помните, кто первым поздравил Вас с новым домом?
— Помню. Первым пришел поздравить Магомедали Магомедович Магомедов с женой. Он в ту пору работал завсельхозотделом обкома партии. Потом стали приходить и приезжать из районов и другие.
— Думаю, немало побывало с вашем доме советских и зарубежных друзей…
— Из зарубежных гостей у меня был Ахмад Фаиз Ахмад, выдающийся пакистанский поэт. Из советских (задумывается) и не перечислить: Твардовский, Гроссман, Чингиз Айтматов, Мустай Карим, Давид Кугультинов, Наби Хазри, Ираклий и Григол Абашидзе, Цицишвили, Мирзо Турсун-заде, Гребнев, Козловский, Липкин, Александр Крон, Солоухин, Казакевич, Михалков, Соболев. В моем доме пел Кобзон, играли на пианино Фельцман, Френкель.
Посещают меня государственные деятели России, вот, к примеру, побывали у меня Примаков, бывший министр обороны Сергеев, маршал авиации Судец…
— Какие радости, случившиеся в этом доме, запомнились вам?
— Сама встреча с друзьями — всегда большая радость.
А встреч вон сколько было, да и не только с ними, выходит, и радостей безграничное множество.
А дом был построен, знаешь когда? Когда порядок в стране был нарушен, когда наступило тревожное время.
— Этот дом не миновало и горе.
— Самое большое горе — потеря моей Патимат, без которой я не представляю себе этот дом. Но растут дочери, внучки, которые здесь мало живут, но часто сюда приезжают. И родственники часто навещают. А зятья-андийцы внесли новую струю в нашу жизнь.
— Расул Гамзатович, ваш дом для вас теплый очаг или гнездо поэтов?
— Больше очаг. Конечно, очаг. Поэтов здесь бывает мало, хотя они приходят, и мой дом всегда открыт для них.
Ты сказал «гнездо поэтов»? Нет, мне нравится слово «сакля». Я бы так назвал, но здесь бывает много и разных гостей.
— Англичане говорят: "Мой дом — моя крепость". А Вы как сказали бы? Ведь ваша калитка всегда открыта.
— Мой дом никогда не был крепостью. Но в последнее время приходится брать охрану. Два раза поджигали ворота. Один раз обворовали — воры не миновали и меня.
— Приходят ли под крышей нового дома новые мысли, темы, образы или их приход не зависит от дома — они могут настигнуть Вас в поезде, в самолете, на природе?
— Трудно точно сказать, где приходят мысли. Бывает, в новом доме могут прийти старые мысли, а в старом доме — новые мысли. Это тайна, загадка, а может, и шутка природы.
— Дом — он словно живое существо. У каждого своя аура, свое биополе. Вы чувствуете ее?
— Аура была теплая в моем доме на улице Горького, 15. Там было лучше мне. К этому дому пока никак не привыкну. А тот дом помнит моих старых друзей. Отца. Маму: она была жива. Абуталиба с зурной. Аткая. Тот дом насыщен их теплом. Места в нем было меньше, конечно, но тепла больше. Душа была.
А здесь… Костюм новый я надел, а он мне не идет.
Большое волнение охватывает меня, когда я посещаю родной дом отца в Цада.
Но если спросят меня, где хотел бы жить, отвечу: отсюда не уехал бы, здесь у меня бывает много людей, дети из Хариколо, Батлаича, махачкалинских школ, главы администраций городов и районов, Магомедали Магомедов, Хизри Шихсаидов, Муху Алиев. О моем здоровье справляется Саид Амиров. Звонят из разных концов страны, из-за рубежа.
Встречи и общение с людьми — это самый лучший праздник души.
— У Вас красивый, ухоженный сад, во дворе растут и фруктовые деревья, цветы. Посадили Вы?
— Я родился в каменном ауле (смеется тихо, как-то светло и радостно, словно ребенок). Среди камней и скал. Ты знаешь, если бы продавали камни, мы были бы самыми богатыми в стране, если не в мире.
Здесь, в своем саду, я привыкаю к цветам, научился любить их.
Когда созревают фрукты, дети перелезают через забор, обрывают ветки, и мне приходится гонять их. И знаешь, что они говорят, когда гоняю их? Ты же народный поэт, почему же такой скупой? (И опять тихий, какой-то неслышный, невесомый, долгий смех и слезы на глазах).
— Под крышей этого дома снятся, наверное, удивительные сны. Если это не личная тайна, можно хоть коротко о них упомянуть?
— Под крышей этого дома мне часто снятся мама, Патимат. Отца вижу. А многие короткие сны тут же забываются.
Когда я был в Болгарии, посетил предсказательницу Вангу и подарил ей унцукульскую палку. Она мне говорит: с этой палкой тебя ждут отец и мать. Спрашиваю: почему с палкой? Она отвечает: бить, много ты натворил грехов. Эта палка мне долго снилась (снова смеется).
— Расул Гамзатович, давайте пофантазируем немного. Скажем, Вам сегодня лет пятьдесят — шестьдесят, взялись бы строить новый дом? Побольше?
— Нет, не взялся бы. Дом удобен небольшой.
(Долго молчит. Наконец тихо произносит). Ко мне приходит много людей. Особенно детей, школьников. Бывает, что негде их разместить. И вот думаю построить во дворе небольшой домик из дерева. Деревянные, говорят, полезны для здоровья. Помочь мне в постройке обещал мой друг директор Гергебильской ГЭС Магомед Алиев.
— В новом доме, безусловно, были созданы новые произведения. Ведь ваше перо постоянно в работе. Да вот когда я вошел к вам в кабинет, вы писали…
— В этом доме из-под моего пера вышла "Люлька у очага" — о стране, о времени. Сейчас выходит в свет "Время и дороги", состоит из пятнадцати поэм "Жизнь и смерть", "Четвертый возраст", "Третья жена", "Черный ящик", "Кавказ"…
Все перечислять не буду.
— Новые темы, созвучные времени?
— Тем много, времени мало. Пишу ночью: днем много шороха, звуков, я их не переношу.
— Признайтесь: этому дому вы посвящали стихи?
— Я Абдулле Ахмедову, его архитектору, посвятил стихи, писал, что Абдулла построил мне такой дом, в который не пробралась бы ложь (смеется).
Упоминания о доме есть. А отдельного стихотворения, посвященного дому, нет.
— А подкова над дверью? Что-то я ее не приметил.
— Подкова? К сожалению, ее нет. Но я ее очень люблю. У отца она была, на двери дома. Ласточка в ней свила гнездо, выводила в нем птенцов. Ох как радовался этому мой отец…
— Расул Гамзатович, в ауле Цада есть дом — музей Гамзата Цадасы. Но почему музея нет в Махачкале? Ведь он многие годы жил здесь, работал, его почитали и уважали, его слово ценили.
— Я виноват.
На доме, в котором жил Гамзат Цадаса, установлена мемориальная доска. И только. Квартира, в которой жил Гамзат, была настоящей гостиницей — в ней бывало очень много гостей с гор. И всю войну прожил отец в ней, за исключением тех месяцев, когда бывал на фронте. В ней жил и Расул, это я, и Гаджи, мой брат.
Сегодня многие спрашивают, почему в ней не открыт музей Гамзата Цадасы. Не знаю, что и ответить. Ведь рядом, перед домом, похоронен Гамзат Цадаса — хотя многие судачат, что он погребен в другом месте, это неверно, именно здесь он похоронен.
Председатель Государственного Совета Дагестана Магомедали Магомедов дал распоряжение об открытии дома-музея Гамзата Цадасы. Жду и надеюсь.
А в ауле Цада мы бесплатно, без какого-либо вознаграждения отдали дом отца государству, и в нем сейчас открыт дом-музей Гамзата Цадасы.
И вот что я тебе еще скажу: если б камни наших домов в Цада, Махачкале могли говорить, они такое бы рассказали об удивительных людях, которые в них побывали и оставили частичку себя…