Крупный языковед — душевный человек

Раджидин Идаятович Гайдаров родился в 1923 г. в с. Икра Курахского района в многодетной семье. В 1931 г. пошел в школу. Окончив с похвальной грамотой школу, в 1939 г. поступил в Дербентское педагогическое училище.
После окончания аспирантуры в 1955 году защищает диссертацию на соискание ученой степени кандидата филологических наук на тему «Ахтынский диалект лезгинского языка» и получает приглашение в Дагпединститут на должность заведующего кафедрой дагестанских языков и литературы. На этой должности он работает почти 40 лет. В декабре 1968 г. в Институте языкознания АН Грузии успешно защитил докторскую диссертацию по лексике и словообразованию лезгинского языка. С первого года создания спецсовета по защите диссертаций в ДГУ Р.И. Гайдаров является его членом, в течение многих лет был председателем диссертационного совета и членом того же совета при ИИЯЛ Дагфилиала АН СССР.
В 1994 г. профессор Р.И. Гайдаров был избран действительным членом Национальной академии наук Дагестана. Перу Раджидина Идаятовича принадлежит более 200 научных трудов, из которых 40 изданы отдельными книгами. Научно-педагогическая работа и общественная деятельность ученого высоко оценены руководством ДГУ, Министерствами высшего и среднего образования СССР, РСФСР и РФ, которые отмечали его работу рядом грамот, медалей и другими наградами. Верховным Советом ДАССР в 1974 г. Раджидину Идаятовичу было присвоено почетное звание «Заслуженный деятель науки РФ». За активное участие в боевых действиях в годы Великой Отечественной войны он награжден орденом Отечественной войны II степени, а позже – орденом Дружбы народов.
Раджидин Идаятович Гайдаров вместе с супругой Рабият Гасановной воспитали и вырастили пятерых детей.
— Раджидин Идаятович, расскажите, пожалуйста, с чего началась Ваша научная деятельность и какими были Ваши первые шаги в науке.
— Вопрос понятен, но ответить на него однозначно мне не так легко. Я рос в своеобразной семье, в горном селении, но в каких-то особых, своеобразных условиях. Мой старший брат был служащим. Старшие находились всегда в стороне от меня, в районе, работали в разных местах. В отцовском доме всегда жили квартиранты, и, как правило, это были учителя. Таким образом, до окончания седьмого класса Икринской школы мне приходилось соприкасаться с ними, я видел, чем они занимаются, интересовался спецификой их работы и т.д. Думается, что мой приход в науку, связан прежде всего с этим периодом моей жизни. Потому что среди этих учителей были очень образованные, известные в то время люди. Например, Самуэль Джаруллаевич Мехтиев из селения Испик. Его отец был преподавателем русского языка, а сам Самуэль Мехтиев – переводчик, поэт, писатель. Он жил у нас как кунак. Наши отцы были хорошими друзьями. Самуэль Мехтиев прекрасно знал лезгинский и русский языки, переводил произведения А.Н. Островского «Как закалялась сталь» при мне, в нашем доме, а также стихи А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. Вот именно он – Самуэль Мехтиев – оказал на меня очень большое влияние. Еще могу назвать имя Рафи Эфендиева – знающего человека с высшим образованием из Ахтов, по специальности, если я не ошибаюсь, он был горный инженер. Так что мне повезло – я был знаком с этими людьми.
— А кто был Вашим первым учителем?
— Первого моего учителя звали Ага муалим. Он имел религиозное образование, знал арабский язык и математику. Помимо него, могу назвать учителя лезгинского языка Балаева Абдулкадыра из селения Кабир. Учеба в Дербентском педучилище тоже оказала на меня большое влияние и прежде всего потому, что я попал в руки хороших учителей – преподавателей. Могу назвать географа Гаджиева Саида из Ахтов, преподававшего мне и лезгинский язык, ведь тогда специалистов в области лезгинской филологии было очень мало. Еще нужно учесть тот факт, что наша семья имела дальние родственные отношения с известным в то время языковедом М.М. Гаджиевым со стороны жены моего старшего брата. Он неоднократно бывал у нас во время своих научных командировок, когда собирал материалы по Е. Эмину, С. Кочхюрскому, С. Стальскому и т.д. А когда я уже был студентом Дагпединститута, он преподавал мне лезгинский язык. Таким образом, под влиянием вышеназванных учителей мне посчастливилось стать ученым.
— Вы помните свою первую научную работу? Какую тему Вы выбрали?
— Да, конечно, помню. Первая моя работа была посвящена 10-летию со дня смерти С. Стальского. За нее я взялся еще в годы учебы в Даггоспединституте. Когда я учился на старшем курсе, заведующий кафедрой русской литературы Б.С. Фарбер вызвал меня к себе и говорит: «Вот мы отмечаем 10-летие со дня смерти С.Стальского, вы не могли бы на минут 5-10 выступить с докладом о нем? Я согласился. Это и стало началом моей научной деятельности. На этой конференции присутствовал наш незабвенный поэт Шах-Эмир Мурадов. Он тогда работал в одной из газет ответственным секретарем. В то время мы не были знакомы. Но после окончания конференции он подошел ко мне и дальше посоветовал работать над собой, укреплять научные знания и подходы. Этот доклад был опубликован в отдельном сборнике Дагестанской базы Академии наук. Вот это мое первое выступление стало первым и решающим шагом в дагестанскую науку.
— Раджидин Идаятович, почему Вы выбрали именно дагестанскую филологию? Почему не литературу, а именно язык?
— Если признаться честно, у меня было большое стремление к математике. С самого начала. И хотя я уже заинтересовался языком и литературой, все равно меня сильно влекла эта наука. В школе я действительно хорошо знал этот предмет. Когда возвращался из армии, я всего на 10 дней опоздал на вступительные экзамены. Я подошел к директору, помню очень хорошо этот день, и объяснил все как есть. Он мне говорит: «Прием закончился, а на кого Вы хотите учиться?» Я сказал, что на математика. Он добавил: «Вы не сможете, тем более за два года много чего забыли». Итак, меня туда и не приняли и предложили поступать на факультет языка и литературы.
— Расскажите немного о Вашей военной службе и об учебе в Грозненском пехотном училище.
— Вы знаете, когда я окончил в 1942 году Дербентское педучилище, мне пришлось работать учителем в родном селении, так как учителей в сельских школах тогда явно не хватало. А 7 июня 1943 г. из нашего района 9 человек отправили в военное училище, в их числе был и я. Это было Грозненское военно-пехотное училище, дислоцированное в г. Баку. И если говорить честно, к военному делу у меня тяги не было. Это был переходный период в ходе войны. Следует отметить, что тогда шли слухи, что человек, имеющий среднее образование и окончивший училище, останется в армии на 20 лет. Услышав это, многие старались по возможности уйти из училища, в их числе и я. В начале 1944 г. меня перевели в танковый полк, а осенью этого же года отправили в действующую армию. На территории Румынии получил боевое крещение, 19 ноября 1944 г. в Венгрии под городом Мышкольци получил тяжелое увечье и вплоть до октября 1945 г. находился на лечении в разных эвакогоспиталях. Из армии я вернулся инвалидом II группы.
— В послевоенные годы как Вы опять взялись за учебу или Вам кто-то помог, подсказал?
— Все было следующим образом. После армии я поступил в Дагпединститут, успешно его окончил и год проработал учителем Кабирской школы. Затем по рекомендации М.М. Гаджиева поступил в аспирантуру по специальности «Кавказские языки (лезгинский язык)». После окончания аспирантуры в 1955 г. я защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата филологических наук на тему «Ахтынский диалект лезгинского языка» и меня пригласили в Дагпединститут на должность заведующего кафедрой дагестанских языков и литературы, на этой кафедре я проработал почти 40 лет. А в декабре 1968 г. в Институте языкознания АН Грузии защитил докторскую диссертацию по лексике и славообразованию лезгинского языка. Конечно, в то время все было очень сложно, но во всех этих делах, могу сказать однозначно, мне помогал М.М. Гаджиев.
— Как Вы оцениваете современное состояние дагестанского языкознания и каковы его задачи?
— Это очень сложный вопрос. Языкознание, если смотреть со стороны, по выпускаемой научной литературе, по подготовке ученых специалистов и др., на очень высоком уровне, но на самом деле в дагестанском языкознании был и сохраняется до сих пор ряд отрицательных моментов. Например, люди, не имеющие специальной подготовки, способности к науке, берутся за исследование языка, легко поступают в аспирантуру, защищаются, и при этом многие пользуются услугами посторонних людей и т.д. Но тем не менее делается тоже немало. Создано более 20 учебников для вузов при нашей кафедре дагестанских языков. А это не так уж просто! Радостно еще и то, что ряд преподавателей нашей кафедры удачно защитили и защищают диссертационные работы. Если все это иметь в виду, по языкам, литературе, подготовке методических пособий, конечно, многое в последнее время сделано. Особо крупных задач я на сегодня не вижу, ведь ни для кого не секрет, что финансовых средств в последнее время для выпуска учебников, учебных пособий, переиздания и т.д. мы не имеем.
— А что Вы можете сказать об удинском, будухском, хиналугском, крызском языках, находящихся на стадии исчезновения, если уже не исчезнувших?
— Естественно, создавать одинаковые условия всем дагестанским языкам на сегодняшний день невозможно. А об исчезновении этих языков тем более говорить не стоит, хотя бы потому что это совсем так. Во-первых, это общий глобальный процесс, и не стоит держаться особо за это дело. Во-вторых, чтобы эти языки стали литературными, выпускать на них книги, газеты реально невозможно. Надо задуматься, стоит ли это делать. Тем более что все перечисленные вами народы двуязычны. В этом отношении все нахско-дагестанские языки подвергаются какой-то опасности. У нас в школах преподавание практически идет на русском языке, хотя мы имеем готовые хорошо развитые древнейшие литературные языки.
— Ученые много спорят об арчинском языке. Как Вы думаете, к какой группе языков относится этот язык: лезгинской, аварской или же лакской?
— Однозначно могу сказать, что арчинский язык относится к лезгинской группе языков, но в последние два десятилетия он оказался под большим влиянием аварского языка, прежде всего по территориальным и организационным причинам. Опять-таки если посмотреть на основу арчинского языка, он один из наиболее близких к лезгинской группе языков. Все наши языки имеют много общего, схожего. Но я все это говорю только с точки зрения науки.
— Есть ли еще какие-то спорные моменты в дагестанском языкознании?
— Однозначно, очень много спорных моментов. Во-первых, сейчас, без достаточных оснований и соответствующей подготовки занимаются вопросами далекой истории: откуда появились, кто и где они были и т.д. На все эти вопросы выходящая в последнее время литература никак не отвечает. Во-вторых, как я считаю, это ненужное дело. Например, что мне дает полагание или исторические факты о том, что, скажем, лезгины произошли от арабов?! Ну и что? Что это дает лезгинам? Ничего! Такая литература категорически не соответствует научным требованиям.
— Некоторое время назад мы радостно говорили о количестве издаваемых книг, научных сборников, теперь мы отмечаем их качество. Рискнете предсказать, какая научная тема станет более актуальной в ближайшее время?
— Я считаю, что мы с вами опять-таки должны думать о вопросах преподавания и самопреподавания. Сейчас наши дагестанские языки, в том числе и лезгинский, как мне кажется, изучаются неорганизованно. Надо в кратчайшие сроки обновлять это дело. Еще более важной темой является обеспечение учебниками начальных классов сельских школ, азбуками, букварями и т.д. А имеющиеся учебники намертво устарели, ибо их, по большому счету, вообще не было. О дополнительной литературе даже и говорить не буду, урочных часов, факультативов очень мало и т.д.
— Вы автор большого количества научных работ. Считаете ли Вы, что добились всего, чего хотели?
— Нет. Я так не считаю. Но я знаю, что мне многое удалось. Особенно, если иметь в виду то положение, которое было до начала моего увлечения дагестанскими языками, и то состояние, которое мы имеем сейчас. Естественно, очень многое я сделать не успел.
— Я слышал, что Ваши предки имели лакские корни.
— Мой отец наполовину лакец, а дедушка – чистокровный лакец. Но я сам лакским языком не владею, и изучением этого языка тоже не занимался.
— Чего бы Вы хотели пожелать всем тем, кто помогал Вам в трудные минуты жизни?
— Мне, между прочим, помогали многие, практически все, с кем я когда-либо сталкивался. Могу отметить, что неприятелей, недругов, врагов у меня не было, хотя я очень долго заведовал кафедрой главного высшего учебного заведения нашей республики. Но тем не менее мне всегда удавалось сохранять хорошие, теплые отношения с коллегами и студентами. Но поблагодарить я хочу всех моих учителей, ныне покойных, а также всех тех, кто когда-либо мне помогал и поддерживал.
— Спасибо, Раджидин Идаятович, желаю Вам крепкого здоровья, чтобы Вы оставались с нами, с наукой еще многие десятилетия…