ЖИЛИ КАК ВОЛКИ
Кулиева, 48. Северная окраина города. Нам стало известно о семье, находящейся в бедственном положении. По дороге, свернув на Кулиева, стали внимательнее смотреть из окна машины. По обе стороны непрерывный ряд двухэтажных домов, а чаще – особняков. И сразу мысли: «Где тут может быть малоимущая семья? Дети, которые не могут ни читать, ни писать. Которые вообще не ходили в школу…». Остановились между домами №46 и №50. Участок, огороженный сеткой. Самодельная калитка. Строения, которое можно было бы назвать домом, не видно. Лишь что-то, напоминающее хозпостройки. Шли с опаской. «А вдруг сумасшедшие? Даже детей в школу не отправили… Выгонят…». Зашли во двор. Стали звать хозяев. Играла музыка. Оглянулись по сторонам, чтобы понять, откуда. Оказалось, радио. Похожее на большой деревянный ящик. Такого, кажется, мы даже при рождении уже и не застали. Во дворе – фруктовые деревья. На веревке ряд постиранных полотенец. Признаки нормальной человеческой жизни. «Может, мы не туда попали?». Собирались уже выйти, спросить у женщин, разговаривавших у ограды, тут ли живет семья «афганца»… Из дома вышла женщина. Обычная. В платке, дагестанском платье, называемом в народе «балахоном». Страх сразу прошел. – Здравствуйте. Тут живет семья «афганца»? – Да. А вы из какой организации?
Прошли в какое-то помещение, которое напоминало предбанник. Или это было продолжением двора. Или начало дома. По всей видимости, это был коридор с заасфальтированным полом. Впрочем, как рассказала хозяйка, в доме тоже полы бетонные.
Семья Гасана и Атикат Саидовых живет на этом участке уже 20 лет. В семье четверо детей. Три сына и младшая дочь. Вроде бы дети, но у каждого вполне уже могли бы быть свои семьи. Старшему сыну 27. Младшей – 19. Атикат рассказывает о своем муже, который остался больным после Афганистана. Больных детях. О себе. Тоже больной. Спрашиваем, неужели никто не помогал?! – Помогали. Только из мечети. Обратились один раз в Джума-мечеть. Теперь они сами приходят. Приносят муку, рис. Последний раз приходили весной.
– А соцзащита? Органы опеки? – Соцзащита нет. Мы туда пошли. Они тоже пообещали многое и направили по адресу: Шамиля, 44. Они просто пришли, сказали: «Ужас, как можно так жить?» и ушли. Как же нам так не жить, если вообще в семье никто не работает? Пенсию мужу сделали. Третью группу. Хотя по состоянию здоровья ему рекомендуется сделать вторую. – А дети ваши действительно не ходили в школу? – Ну, да. Не ходили. Потому что не в чем было ходить. Тяжелое положение было. Родственники от нас отвернулись. Младшие ходили в школу. Три месяца. Дочь ходила в школу, когда была у бабушки. Она часто болела. Может, от страха. Она очень замкнута. И я забрала ее оттуда. У нее больное сердце. Анемия.
– Родственники не общаются с вами? – Не так уж… У меня только мать одна осталась. Брат, сестры в разные стороны разбежались. Особо не общаемся. Как чужие люди. Из-за того, что я такая бедная, не приходят. Обидно. Что я им сделала? Рубль что ли просила? Мы остались одни на поле. Когда мы сюда переехали, тут только вагончик был. Когда родились дети, они были здоровые. Раньше мы жили в семейном общежитии в Сепараторном поселке. В одной комнате с двумя детьми. Потом ушли оттуда. Взяли напрокат вагончик и жили здесь на поле. Без газа. Без воды. Тут тогда еще никто не жил. Не было домов. Когда дул ветер, он дул и у нас в вагоне. Это тоже подорвало наше здоровье. Мы жили как волки. Может, для вас это странно…
Пришел муж: – Здравствуйте. Кто такие? – Мы из газеты. – Газета – это хорошо. – Дети никак не могут устроиться в жизни? – Не могут. Раньше они работали. Ходили с отцом на биржу. На тяжелой работе подорвали себе здоровье. Подрабатывают. На то, что зарабатывают, там сзади построили три комнаты. Все туда вкладывали. – Как вообще дети планируют свою жизнь? – Как можно планировать что-то в бедной семье? Муж тоже, конечно, мучается, нервничает. Куда пойти, не знает. А так они у меня мастера на все руки. Второй сын дизайнерством занимается. Делает машины, танки из бумаги. Любую работу дай ему, он и мебель сможет собрать. Устроить его никак не можем. В «Киргу» тоже не приняли. Говорят: «У вас слабые дети. Нам здоровые нужны». Но как они будут здоровыми, если им питаться нечем? В день кушаем только один-два раза. И все. То, что муж получает, за долги отдаем…
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СТУЧИМСЯ
– Вы не пытались к чиновникам достучаться? В администрацию? – Двадцать лет стучимся. Не можем ничего добиться. Муж стоял в очереди на квартиру. С 1989 года. Сколько писали президенту… Может, до него это все не доходило… – Президенту Магомедсаламу Магомедову? – Нет, Абдулатипову. Не доходило, что ли. Не знаю. Может, глаза закрывают. Не знаю, как дальше жить. Что дальше делать, мы не знаем.
Гасан (смотря на принесенные нами пакеты с продуктами): – Подарки нам принесли? А деньги откуда вам? Атикат: – Они же работают. – От себя принесли? – От нашей редакции. – Мы хотим как-то помочь вам. Может, кто-то прочитает. Благотворительные организации, просто люди. Или Магомед Сулейманов… – Сулейманов? Это новый мэр же? А вам от этого что? – Это наша работа. – Мы просто, видите, попали в такое тяжелое положение. Нас из Польши перебросили в Афганистан. Я получил осколочные ранения руки и ноги. Я не работаю. Работать я не могу. У меня ноги больные. Во ВТЭКе говорили: «Это мелочь. За это инвалидность не дают». Начали фотографировать. – Вы ее сфотографировать хотите? Зачем? Только ее будете фотографировать? – Вас тоже. – Меня не надо. У меня в городе столько знакомых. Еще узнают меня. Не хочу. Будут думать, что бедолага. Лучше пусть не знают… Атикат: – Все и так знают, что бедолага. – А дети дома? Можно вас вместе с ними сфотографировать? – Дети разрешения не дадут. Они и так уже встревожены. Сидят. Говорят, не хотим никого ни видеть, ни слышать. Если хотите, снимите дом, но без них.
– На пенсию только живем. Муж получает 6 тысяч. Как будто руки и ноги завязаны. Вы, наверно, смотрите на нас и думаете: «Такие здоровые люди». На нервной почве и из-за постоянного недоедания все здоровье скошено. У меня позвоночник больной. Недавно тоже обращалась к заведующему поликлиники №8, сказала, что такое положение у нас. Он сказал: «А-а-а! Да, я знаю вашу семью». До меня дошли слухи, что обо мне там говорят: «Пенсию захотела». Больше я туда не пошла. В клинике Аскерханова в прошлом году дочери сделали бесплатный обход всех кабинетов. Хороший человек там главврач. Дочери установили пенсию по инвалидности. Получает 6 тысяч.
У других детей тоже анемия. Они не могут даже ездить в маршрутке. Укачивает. Им сразу становится плохо. Мы уже нормально не питались где-то… 20… Гасан: – О себе знать тоже нигде не давали. Ни к кому не ходили. Только к чиновникам. У людей не просили. – «Союз «афганцев» вам какую-то поддержку оказывает? – Да, мы получили от «афганцев» за 30 лет электрический чайник, 2500 тысяч рублей и килограмм конфет в прошлом году.
Гасан снова стал спрашивать нас: – А вас кто сюда отправил? – Главный редактор. – А у вас деньги-то есть? Вы же не обязаны из своего кошелька вытаскивать и тратить на нашу семью. – Каким вы видите свое будущее? – Это уже от нас самих зависит. Я-то буду, конечно, стараться для своей семьи. Я же не должен бросать семью. Хочу на работу устроиться.
НАМ ТАКИЕ НЕ НУЖНЫ
Гасан Саидов не работает уже два года. Да и где может работать человек, который еле ходит. Он стоит на очереди в центре занятости. Говорит, что мог бы работать сторожем, например. Всякие попытки найти работу себе и детям заканчиваются одним ответом: «Больше сюда не приходите. Надоели. Нам такие не нужны». И еще отмахиваются рукой, будто от них неприятный запах. Будто они неумытые, грязные.
Вдруг вспомнились особняки, встречавшиеся нам по дороге: – Соседи вам не помогают? Может, что-то советуют? Гасан: – Нет, мы ни с кем тут не общаемся. И они к нам не ходят, и мы к ним. Мы-то общительные люди. Просто они не хотят с нами общаться. Атикат: – Боятся, наверно, что мы будем что-то просить. Стараются держаться подальше. Гасан: – Я на государство не рассчитывал. Я работал. – А где вы работали? – Где попало. На стройках. Здесь на заводе работал с 1981 до 1989 года. С
Сейчас семья живет в двух комнатах. По словам супругов, зимой бывает невыносимая сырость. Пол бетонный. Сквозняк. Дети зимой мерзнут. Комнаты отапливаются «буржуйкой». Когда дует сильный ветер, шифер сносит. Во время ливней, все капает прямо в дом. Подставляют тазики.
Зашли в дом. Все оказалось еще хуже, чем мы могли нарисовать себе в своем воображении. Металлические кровати, стоящие на рейках, кое-где устланных на бетонном полу. Буржуйка. Самодельный вентилятор (мы даже не смогли понять, из чего он сделан). Впрочем, мы бы даже не поняли, что это вентилятор, если бы сама Атикат нам не сказала. Дети, сидящие по своим кроватям. Дети были самым большим шоком для нас. Мы ожидали увидеть взрослых молодых людей, у которых просто проблемы со здоровьем. Но увидели… детей. Они выглядели как подростки. Истощенные, болезненно бледные… «Как в современном мире может быть такое? Чтобы человек просто исчезал на глазах. От голода…». Нам казалось, что в нашу постиндустриальную эпоху, когда везде все есть, а прилавки магазинов и рынков ломятся от изобилия продуктов, голодают только дети где-то в далекой Африке. А тут… Прямо перед нами была угнетающая картина. Как бывает пир во время чумы. Но тут было наоборот. Какая-то медленная смерть среди цветущей вокруг жизни.
Гасан: – Обращаешься к чиновнику: «Помоги мне. Дай мне денег». – Иди, работай! – отвечают мне. – А как же администрация города..? – К Амирову 20 лет ходил. Просил хотя бы шифер на крышу. Амиров сказал: «Мы частный сектор не обслуживаем».
