Зульфия: о матери, слухах, предательстве, молодежи

— Зульфия, прежде чем приступить к беседе, хотелось бы принести вам свои искренние соболезнования.
— Спасибо большое.
— Вас не было около двух с половиной месяцев…
— Это так. Не прошло и месяца после свадьбы, как не стало мамы. Для меня это была большая потеря и глубокая незаживающая рана. До сих пор не могу прийти в себя. Обидно. Это случилось так внезапно. Она ведь не болела. Конечно, как и других пожилых людей, ее периодически беспокоили головные боли, но ничего серьезного это не предвещало. Ей было 72 года.
Я вернулась из свадебного путешествия, и примерно дней через 20 ей стало плохо. Я благодарна судьбе, что в этот момент я оказалась рядом с ней.
После похорон, после положенных 52 дней муж, видя мое состояние, предложил мне куда-нибудь съездить. В Москве и в Питере проходили мероприятия, на которые я была приглашена. Само собой я не выступала, но какое-то участие принимала только для того, чтобы отвлечься. Уже сам факт наличия вокруг множества людей, а также друзей и знакомых оказывал на меня положительное влияние.
Мы съездили с мужем в Прибалтику. Конечно, стало намного лучше, но от себя ведь не уйдешь. Часто вспоминаю, думаю о матери.
Два месяца – большой срок, такого долгого перерыва в работе у меня никогда не было. Все это время мой муж был рядом со мной, поддерживал меня, за что я ему очень благодарна.
Приехала я, конечно, со свежими силами, с новыми эмоциями, проектами.
В июле я уже вышла на работу. Много чего необходимо сделать. «Махачкала-концерт» — это мое детище, которое никак нельзя бросать.
— Кому сложнее справляться с депрессиями, трудными ситуациями в жизни: публичному человеку или простому обывателю?
— Трудно бывает всем. Людям публичным, нельзя терять лицо, мы находимся на виду, соответственно, редко остаемся наедине со своим горем. Это очень сложно. И период реабилитации у нас короче. Но есть и другая сторона. Вынужденное присутствие на людях не дает нам возможности раскиснуть и долго пережевывать свою боль. Это быстро отрезвляет и ставит на ноги. И круг общения у нас другой – это люди яркие, интересные, порой эксцентричные. К нам очень часто приходили близкие и друзья. Но, конечно, в те минуты, когда остаешься наедине с собой, на тебя находит тяжелое осознание собственной невосполнимой потери.
— Расскажите о вашей матери.
— Все, кто был на моей свадьбе, говорили: какая у тебя интеллигентная мама. Почему-то у людей сложились стереотипы о том, что у певицы родители обязательно неграмотные и недалекие…
— Признаться, впервые слышу о таком.
— Это так! Я с этим не раз сталкивалась. Многие, узнав, что мои родители образованные и интеллигентные люди, удивлялись: и как это так получилось, что дочь у них певица? У нас ведь к профессии певца всегда относились предвзято. Не было никакого знака уважения.
Мама была аристократкой до мозга костей. Мне, если честно, далеко до ее мудрости, до ее ума. Она всегда была для меня эталоном порядочности, вежливости, сдержанности, нравственности. У нее была плавная, неспешная речь, говорила она с паузами, не в пример мне – я вечно тараторю. Почему-то я не пошла ни в мать, ни в отца, ни в братьев.
— Вот мы с вами говорили о стереотипах и слухах. Как вы вообще к ним относитесь? И что самое возмутительное о себе вы слышали?
— Когда я только вышла на сцену, у нас с мамой произошел грандиозный скандал. Для моей семьи это, как выяснилось, стало большим позором. Тогда и пошли слухи о том, что я детдомовская.
Я уже как-то не реагирую на все эти кривотолки и пересуды. О каком человеке не сплетничают? Бывает, конечно, порой неприятно, но на всех нервов не хватит. Я стараюсь игнорировать и не придавать значения фантазиям людей ущербных, которым к тому же нечем заняться.
— А как относится к этому ваш муж? Ведь несмотря на взаимопонимание, слухи есть, их отрицать нельзя…
— Мне повезло с мужем, он у меня с характером и может любому дать достойный ответ. Да и вряд ли кто-то, зная его, осмелится сказать что-либо некорректное в мой адрес.
За любую сплетню и любой разговор человек несет ответственность. Наши люди устроены так: они много говорят, но когда у них просишь хоть каких-то пояснений, они прячут голову в песок.
В любой семье, я считаю, есть разногласия, есть какие-то очень неприятные моменты, с которыми нужно уметь справляться. Что еще я могу к этому добавить? Антиреклама лучше любой рекламы. (Улыбается). Раз о тебе говорят, значит, ты еще жива. Без слухов я бы не хотела жить. Скучно…
— Как вы относитесь к переменам? Конкретно к тому, как изменились люди в последнее время.
— Знаете, даже несмотря на всю свою смелость и храбрость, мне иногда бывает страшно выходить в город. Молодежь какая-то беспардонная стала. Большая редкость в наше время культурно выражающийся интеллигентный молодой человек. И девочки ничем не лучше. Особенно те, которые приехали из районов. Пытаясь не отстать от городских, они выглядят порой неимоверно глупо. Понять не могу, откуда у людей столько агрессии, злобы. Бандиты и всякое подобное отребье были во все времена. Но такого примитива я еще не видела. Боязно за завтрашний день. Одним словом, нынешняя молодежь в своем большинстве вызывает у меня глубокое неприятие.
— Каковы ваши дальнейшие планы? Может быть, вы планируете написать песню, посвященную матери?
— Планов у меня много. В этом году мы даже не успеем все задуманное реализовать. Это касается и конкретно моей певческой деятельности, и проектов «Махачкала-концерт», и работы в республиканском масштабе. Что касается песни о маме, то я уже ее пела. Но мне хотелось бы спеть песню о родителях. Разницы нет — на даргинском или на русском она будет. Много говорить о планах на будущее я не стану, боюсь, что не сбудутся. Самое главное – внутреннее равновесие человека, и тогда жизнь его не проходит впустую.