Он говорит о смене эпох, пытаясь этими событиями объяснить временное забвение творческого наследия многих ранее очень известных народных поэтов Дагестана. Значит, пришло время, когда духовные ценности стали не нужны? Что же происходит с поколением, пришедшим вслед за перестройкой? Ведь именно в этот период привычным стало такое явление, как стопка книг, лежащих у мусорных контейнеров. Не знаю, как вам, дорогие читатели, но мне такая картина режет глаз. Это – явный признак надвигающейся деградации общества. В военные годы библиотекари жизнями рисковали, перепрятывая книги, которые гитлеровцы приказывали им сжечь. А мы, наше поколение, выбрасываем книги, словно полностью пресытились духовной пищей. Так ли это?
– Перефразируя слова Пророка о том, что мусульманин оценивается по его отношению к женщине, скажем: власть оценивается по его отношению к своим поэтам и поэзии в целом. Давайте посмотрим, как власть относится к поэтам поколения Тагира Хурюгского. Возьмем, к примеру, Казияу Али. Говорит тебе это имя о чем-либо? Почти ни о чем. Или Абдулу Магомедова. А ведь они оба – народные поэты Дагестана. Причем последнему это звание присвоено одним и тем же Указом с Гамзатом Цадасой и Сулейманом Стальским в 1934 году. Где Гамзат и Сулейман, все знают. А где Абдула? Его творчество, по-видимому, растеряли по светлому пути к коммунизму или на баррикадах демократии. Не только простой люд, но и интеллигенция, в том числе и национальная, уже не помнит их. Потому что о них молчит телевидение, их не печатают газеты, им не ставят памятники, не отмечают юбилеи. Зато своих министров власть ценит очень высоко и не всегда по заслугам. Мне всегда было неудобно говорить о своем отце. Но спустя годы я понял: если у поэтов нет деятельных наследников, их легко забывают.
В последнее время, к вещей радости творческих людей, власть в республике переформатировалась. Вопросы культуры, истории, образования выведены из тени забвения, они стали актуальны. Одним из подтверждений тому является довольно широкое празднование 120-летнего юбилея моего отца.
– У меня возникает вопрос: может, не из-за отсутствия наследников, а из-за отсутствия культуры преемственности? Поэтическое наследие хранит отголоски того времени, в котором поэты
XX века жили и творили. Эпоха прошла, и все ее символы просто-напросто постарались выбросить, упрятать все, что напоминало о ней: книги, поэтов, воспевавших советское время, нравственные ценности, на которые «мода» уже прошла…
– Прежде не у каждого в доме имелись телевизоры, зато почти у всех было радио. И по нему звучали песни на стихи поэтов-классиков. Сейчас не так. Исполнитель является и автором, и композитором, у певца бешеная популярность на короткий срок. Нам навязывают пустые слова, над которыми не надо задумываться. Зачем утяжелять сознание весомыми словами с глубоким смыслом? Праздность, деньги, «хочу все и сразу» – в эти рамки не вписывается прежняя идеология. Да, связь поколений прервалась. Это как в анекдоте. В очереди стоят старики, а молодой нагло лезет вперед. Один из стариков сделал ему замечание, мол, я воевал на фронте за жизнь таких, как ты. А тот в ответ: «Когда ты воевал, я тебе не мешал. Теперь ты мне не мешай». Извечная проблема отцов и детей. Преемственность профессии, ремесла сегодня не нужна. Сегодня по наследству передаются должности и предприятия.
– Тогда скажите, как современному поколению объяснить, для чего им нужен Тагир Хурюгский. Вы и сами знаете, как сегодня рассуждает среднестатистический житель Дагестана: он рассматривает все с позиции личной выгоды.
– Если не важно, что было вчера, то не важно и то, что будет завтра. Давайте забудем все, что было, – ученых, философов, полководцев. Не было Надыр-шаха, горцы не защищали свою землю, не было чеченских событий. Ведь все это звенья одной цепи.
Давайте будем мерить все линейкой престижности: наука не престижна? Не будем ею заниматься. Поэзия – тоже? Не нужны нам стихи. А что останется?
– Значит, дело не в поэзии, а в том, что прививать людям морально-нравственные ценности сегодня неактуально, чтобы было легче переступать через все и вся, что скребет сердце, царапает совесть.
– Мне представляется, что то, что бы сказали более чем актуально в сегодняшней непростой ситуации. Если не заниматься духовным воспитанием, считая это не главным, то мы все превратимся в роботов, запрограммированных на зарабатывание денег. А потом начнем «поедать» друг друга.
– Давайте подойдем к наследию поэтов с другой стороны. Поэзия – не важно, на каком языке она создана, это чистейший литературный язык. Проблема в том, что многие не знают своего языка и им уже не нужно богатство лезгинского, даргинского, аварского слова. Вот что ужасно. Мы постепенно хороним родные языки.
– Это очень больной вопрос, который ранит сердце каждого, кто ценит и любит свой народ, свою землю, свою страну. Этой проблемой озабочены и большие ученые, и школьные учителя, и журналисты с патриотической жилкой. Такие новые понятия и явления, как урбанизация, глобализация, пожирают национальные языки. В подобной ситуации тем более должны быть востребованы лучшие представители общества, возвышавшие родные национальные языки.
– Творение стихов – особый дар. В каком возрасте Хурюгский обнаружил свое дарование, умел ли он писать на тот момент или слагал стихи в устной форме?
– Наш дед, его отец Алим взял сына с собой на заработки в Азербайджан и устроил его в дом к богатым людям присматривать за их сыном-инвалидом. Там Тагир начал ходить в школу, выучился писать на азербайджанском языке. Ему очень нравилось учиться, особенно что-нибудь писать. Первое его стихотворение датируется 1905 годом, на тот момент ему было около 14 лет. Оно написано в форме письма к отцу, в котором юный Тагир передает радость овладения знаниями, письмом. В следующем более зрелом стихотворении «Письмо матери» он уже выражает внутренний конфликт с реальной действительностью, негодуя на ее жестокость и несправедливость, с которыми он сталкивался в своей еще только начавшейся жизни. Он задает матери вопрос, зачем она родила его и дала жизнь в этом злобном, вражьем мире, который причиняет ему столько страданий. Здесь впервые в ряду поэтических образов использовано слово «враг-мама» («душман диде»). Этим криком души он предельно выразительно передает отчаяние детского сердца.
Со временем Тагир освоил ремесло лудильщика. Моя мать вспоминала, что вместе с инструментами отец обязательно клал в хурджин книги. Он ездил по селам, делал свою работу, а по вечерам читал людям свои стихи и привезенные с собой книги. То есть в своем роде занимался просветительской работой. Когда в горы пришла советская власть, он очутился в водовороте больших событий, которые пробудили в нем интерес к новой жизни. Он восторгался очевидными переменами и отражал это время в своих произведениях. Отец активно участвовал в общественной жизни – работал в райцентре инструктором райкома партии, культармейцем, директором национального театра и др. Очень активное участие принимал в ликвидации безграмотности населения!
– Культурный штурм – вот чего сейчас катастрофически нам не хватает.
– Раньше был дефицит – книг, пластинок, сейчас хватает всего, но мало людей, которые тянулись бы к культуре.
– Надо полагать, получив высокое звание народного поэта, Тагир Хурюгский не знал материальных или издательских проблем?
– Очень даже знал. Мать рассказывает: «Однажды отец вернулся из Махачкалы не в духе. На вопрос, в чем дело, он ответил, что издательство не выпускает в свет подготовленную им новую книгу из-за того, что она не начинается со стихотворения о партии, Ленине или Сталине. А он любил писать лирические произведения. Да, он воспевал советское время, потому что жизнь била ключом, а он был частью этого процесса. Он жадно впитывал в себя запросы того времени, потому что сам был частью народа. Он писал поэмы, посвященные бригадиру колхоза, Герою Социалистического Труда Ханум Магомедовой, виноградарю Гульбаор, нефтяникам Избербаша. И писал все это не сидя за столом в отрыве от жизни, а ездил в колхозы, наблюдал за людьми, искренне любил и ценил человеческий труд. Вы сейчас можете себе представить такое явление в литературе, как поэма, где воспевается труд рабочего человека?
– По воспоминаниям скульптора Гейбата Гейбатова Хурюгский, несмотря на высокую степень своей популярности, был очень скромным человеком. Молодой Гейбат Гейбатов пришел к нему на махачкалинскую квартиру сделать слепок для бюста и был изумлен теснотой и скудным бытом полуподвального помещения, в котором жил известный в республике человек.
– Скромность и сдержанность – весьма характерные черты его характера. С отцом случилась вот какая история. Ему дали вполне приличную квартиру в Махачкале на улице Ермошкина. Закрыв на ключ свою квартиру, еще основательно не заселившись в нее, он уехал в Москву на очередную сессию Верховного Совета СССР. Вернувшись через дней десять, он в квартиру попасть не смог. Туда вселилась многодетная семья неизвестного ему человека, и новоиспеченные хозяева поменяли замок на входной двери. На его удивленный вопрос, кто вы такие и почему находитесь в квартире, на которую у меня имеется ордер, нагловатый мужчина позвал беременную седьмым ребенком жену и ответил: «Вот сейчас мы все выселимся и будем ночевать под твоими окнами: ты сможешь уснуть?» Сокрушенный железной логикой нового хозяина его квартиры, отец вернулся в Совет Министров республики и попросил себе другое, более скромное помещение, на которое никто бы не позарился. Вот об этом помещении, которое нельзя было назвать квартирой, и рассказывал скульптор Гейбатов.
– Каким Вам запомнился отец?
– Добрым и справедливым. Мне в память врезался один эпизод. Я играл с дворовыми ребятами в альчики и, заметив идущего в нашу сторону отца, быстро отошел в сторону, потому что играть в альчики считалось дурным занятием, недостойным воспитанных детей. И я очень удивился, когда мой отец подошел и попросил ребят принять его в их игру. Мне стало обидно и стыдно. Я понял, зачем он это сделал.
Я стеснялся, когда отец приходил в мой класс и во время урока раздавал детям конфеты. Дети уже выросли и забыли, что мы проходили тогда уроке, зато его доброту помнят до сих пор. А я в то время не знал, что не у всех есть возможность покупать конфеты, и не понимал, зачем отец так поступает.
– Творческая натура Вашего отца сказывалась как-то на Вашем благосостоянии?
– Он часто выезжал в Москву. Однажды из поездки привез красивый блестящий поднос из тогда дефицитной нержавейки. Мама спросила у него, сколько стоит этот красивый поднос. Когда отец назвал цифры – шесть тысяч рублей, мама изумленно выговорила: а не дороговато ли? Оказалось, что, выезжая в Москву, отец получил 6 тысяч рублей гонорара за книгу, там потратился, а по дороге домой решил хоть что-нибудь купить в семью. Так у него иногда получалось. Но мать никогда не обижалась на отца.
– Значит, как это и принято у творческих людей, к деньгам он был равнодушен?
– Совершенно верно. Да и привилегиями не пользовался. Ему стыдно было это делать. А люди, близко узнавая его, всегда оказывали ему уважение.
– А как отмечался 110-летний юбилей Тагира Хурюгского?
– Неудобно говорить, но никак. На самом деле это культурная трагедия. К 110–летию Хурюгского ничего к этой памятной дате в Махачкале не было сделано.
– Неужели надо кричать: «Люди! Был такой поэт!»
– Но даже такой крик не слышат в лезгинской секции Союза писателей Дагестана. Ни в год 110-летнего юбилея, ни в этот раз ни один лезгинский поэт, включая и руководителя секции, ныне народного писателя Дагестана Абдуселима Исмаилова, не принимали участия в юбилейных мероприятиях в честь Тагира Хурюгского на его родине, в Ахтынском районе. Зато покойный Расул Гамзатов приезжал дважды.
Президент Республики Дагестан Рамазан Абдулатипов поддержал инициативу людей, которым не безразлично культурное наследие. Я говорю о создателе благотворительного фонда «Просвещение» Абдулжелиле Абдулкеримове и его отце, президенте фонда Махмуде Абдулкеримове. Был создан Оргкомитет по подготовке и проведению юбилейных мероприятий во главе с Первым заместителем Председателя Правительства РД Анатолием Карибовым. 25 октября в Ахтынском районе, а
1 ноября в городе Махачкале на очень хорошем уровне прошли юбилейные торжества, изданы двухтомник на лезгинском и избранные стихи на русском языках. Скоро мы установим памятник отцу на улице Котрова. Считаю эти мероприятия солидным вкладом в культурную жизнь республики.
– Тогда надо и продолжить штурм культурных высот!
– Да, мы должны бороться за культуру, должны вспоминать талантливых людей, и речь не об одном Тагире Хурюгском. Речь о поэтах, композиторах, художниках – людях, чьи имена обогащают историю Дагестана. Здесь уместно вспомнить слова незабвенного Назима Хикмета: «Если я гореть не буду, если он гореть не будет, если мы гореть не будем, кто ж тогда рассеет тьму?»
